Ника Ракитина - Мир Колодца Ангелов [СИ]

— Ну, Алексей у нас мастер интриги и переговоров, — Стас бросил на друга косой взгляд.

— Всемерно каюсь, — встряхнул длинными волосами Конт. — Кроме того, вам действительно нельзя киснуть в одиночестве. А работа в школе для…

Арсена сверкнула глазами.

— Нет, нет и нет. Если к этому нет склонности, работать с детьми противопоказано, — Зоя переместила пирожные на блюдечке. — Всего одна встреча с Любовецкой. Чтобы закрепить прогрессивную динамику. Вот, мы все рассказали честно.

— Я должна ценить и умиляться?

Стас нахмурился.

— Я представлял вас иначе.

— Простите за несоответствие, — Арсена сузила глаза. — Но претензии не ко мне.

Женщина кинула выразительный взгляд на Алексея.

— Я не рвалась в герои, не жаждала славы и не расписывала рутину яркими красками.

— А герой не обязан нравиться, Стас, — вмешался репортер. — Он просто должен появиться в нужное время в нужном месте и сделать то, что превосходит обычные человеческие силы.

— Стас, прекрати, — приказала Зоя Сергеевна строгим «учительским» голосом, отчаянно моргая накрашенными глазами. Ну да, чисто по-человечески нельзя быть слишком строгим к той, что потеряла разом жениха, любимую работу, находилась на долгой мучительной реабилитации и сейчас словно застыла на краю обрыва, не зная, как жить дальше. Все это писалось на полном белом лице директрисы. Арсена отвернулась.

— Но у девочки… будет шок, — сопротивлялся воспитатель.

— Арсена Андреевна пообещает нам проявить деликатность. И мы… будем рядом.

Зоя тяжело поднялась.

— Думаю, не стоит откладывать. Маретари целый день ждала и готовилась. Она попросту не заснет, если вы не появитесь. Арсена.

Они шли буераками и косогорами старого парка на одинокий огонек, и Алексей все порывался взять Арсену под руку, а она старательно избегала этого. И поскольку от фонарей в руках воспитателей ночь делалась лишь чернее, несколько раз спотыкалась о корни и больно приложилась коленом, хмуро подумав, что теперь может хромать на обе ноги. А потом уютная полянка распахнулась видом на стеклянный, освещенный изнутри теремок. И Зоя Сергеевна радостно оповестила:

— Мари, встречай гостей! Мы пришли!

Стеклянные панели торжественно разъехались. Сжав зубы, Арсена одолела пологое крылечко и оказалась в яркой нарядной комнатке. Ей навстречу, ловко лавируя между мебелью, выкатилась девочка в инвалидном кресле, худенькая, бледная и удивительно милая, с топорщащимися косичками, точно приподнятыми на проволочках. Вместо бантиков косички завершали самодельные огромные бабочки.

Впрочем, бабочки были здесь везде, занимая поверхности неприхотливого жилища, делая его похожим на невероятный, огромный цветник. Бабочки из бумаги, пластика, стекла, ткани, сухих листьев, камней — всех форм и расцветок, которые только можно вообразить. Они ошеломляли. А посередине на столе громоздились рабочие материалы и недоконченные поделки, шуршащее, звенящее, невероятное нечто.

— Нравится? — вопрос Зои Сергеевны заставил Арсену вздрогнуть. — Настоящий музей. Но Мари категорически против, чтобы все это выставлялось где-нибудь и даже снималось на видео. Поэтому необходимо приехать сюда, чтобы воочию увидеть чудо.

Директриса взглянула на сердитую Стахову, потом на безмятежную Любовецкую и почему-то изменила настойчивому желанию их караулить.

— Ну, не будем вам мешать. Пошли мальчики, пошли.

Зоя обняла за плечи Стаса и Алексея и увела их. Двери закрылись. Но из парка через окно тянуло ночной свежестью. Арсена передернула плечами.

Девочка смотрела на нее снизу вверх, по-птичьи склонив головку к плечу, и сквознячок трепал белобрысые волосы.

Стахова облизала губы.

— Здесь правда красиво. Это ты сама все сделала?

Не дождавшись ответа, она захромала вдоль стены, разглядывая многоцветных экзотических красавиц и простодушных мотыльков, свисающих на ниточках и приколотых булавками.

— У меня бы так не вышло.

— Ты умеешь летать, — голосок у Мари был тоненький, но уверенный.

— Уже нет.

— Умеешь. Ты отвезешь меня к папе с мамой. Я не сумасшедшая, — заявила девочка сурово, отметая возможные возражения. — Прилетели ангелы и забрали их в колодец. И они там ждут меня.

— Послушай, Мари…

Девочка сгребла горстями со стола несколько поделок и встряхнула ими.

— Смотри! Правда, они красивые?

Зашуршали бумага и шелк. Из общей кучи девочка выдернула за ниточку мотылька с черными крыльями, обведенными голубой каймой.

— Это Зоя. Нравится? А вот эта?

Бабочка была мелкая, с легкомысленной зеленой в желтые пятнышки раскраской. А еще одна — бледно-вишневая, с просторным размахом шелковых крыльев.

— Алексей. И Стас. И начальник космопорта Луи, — Мари потрясла мохнатым мохеровым бражником. — Я долго работала. Я старалась. Ты не можешь сейчас все испортить.

Сквознячок пролетел по комнате, резанув грудь чувством опасности.

— Я ничего не трону и не испорчу, — заговорила Арсена размеренно. — То, что ты сделала — настоящее чудо. Это невероятно красиво, и жаль, что ты не хочешь, чтобы это видели остальные.

— Ты не понимаешь.

Мари вытащила из пестрых ворохов на столе багряную бабочку с нитяными ножками и стала небрежно наматывать нитку на палец.

— Я долго трудилась. Я сплетала обстоятельства и искала людей. Я все сделала, чтобы вернуться к папе с мамой, а ты решила все испортить?!

Мари побледнела, даже серые глаза потеряли цвет. Капли пота выступили на лбу, волосенки слиплись. Рот искривился квадратной пещеркой. Арсена подумала, девочка заревет, но та лишь сильно дернула ниточку.

Ногу пронзила боль. Стахова согнулась и обхватила ее руками. А при втором рывке упала на колени, крича от боли.

— Понимаешь? Ты понимаешь?!

Арсена подтянулась за край стола, сгребая сколько могла поделок и, захлебываясь слезами, понесла к окну. Выбросила в прохладную темень, хотела метнуться за другими и опрокинулась грудью на подоконник, ослепнув от боли, с трудом проталкивая в легкие обжигающий воздух.

— Спаси их всех… избавь от меня… ты же хочешь летать. Я знаю.

«Шантажистка. Маленькая дрянь».

— Ты тоже ангел. Ты хочешь помогать, спасать всех. И потому не спасла его .

«Заткнись».

— Даже Куваев не знает. С ним было труднее всего. Он каменный. А вот Зоя, и Стас, и Алешик мягкие.

— Отпусти… их…

— Отпущу. Подарю тебе. Перед полетом.

— Но почему я?

Мари подъехала на инвалидном кресле и сырой ладошкой взяла Арсену за руку.

— Потому что ты тоже потеряла. Как я. Он … не хотел жертвовать. Он хотел их убить, чтобы уцелеть. А ты не дала. И теперь молчишь. И его тоже считают героем. И это больней, чем нога, правда?