Тата Орлова - Дело о перстне с сапфиром

Любящая сестра была готова простить брату милые шалости. На то она и любящая….

— Для покойника вы весьма неплохо выглядите, — чуть присев, мило проворковала я, приветствуя графа Шуйского в его же доме.

— Для той, которую с позором уволили из Следственного департамента, вы слишком веселы, — легко парировал Александр Игоревич, прикладываясь к моей руке, когда я выпрямилась.

— Все будет еще хуже, чем я предполагал, — довольно усмехнулся Сашка. Обнялся с отцом… крепко, по-мужски.

Матушка, пока мы обменивались любезностями, предпочла стоять в сторонке.

Мудрая женщина. Я пошла не в нее.

— Елизавета Николаевна… — Граф оторвался от Сашки натужно, словно его к нему приковали, приблизился к матушке, склонил, как будто винясь, голову. — Судьба пусть так, но все равно нас связала.

— Я рада, что она сохранила твою жизнь и не сделала нас врагами, — нежно провела она по его щеке кончиками пальцев. — Я должна….

— Ты мне ничего не должна, — прижал он ее ладонь к губам. — Ты самая прекрасная женщина… хоть теперь и чужая.

— Но ведь это не помешает нам остаться друзьями? — ее голос дрогнул тревогой.

— Самыми верными друзьями, — торжественно, но очень трогательно заверил ее Шуйский старший. Продолжая удерживать ее ладонь в своей, оглянулся на нас с Сашкой.

Я тут же потупилась, провела рукой по складкам юбки, делая вид, что разглаживаю ту после дороги. Сашка вообще отвернулся, вроде как разглядывая статуэтки на каминной полке.

— И где твое гостеприимство?! — не без усилий отпустив ладонь матушки, вдруг строго поинтересовался граф.

Сашка — горделиво расправил плечи, я — прыснула, настолько это выглядело вызывающе, но тут же вновь опустила глазки, демонстрируя скромность и покладистость.

— Иван… — громко, хорошо поставленным голосом крикнул он.

Вошедший в гостиную мужчины был едва ли не точной копией Петра. И по возрасту — ему точно было слегка за семьдесят, и статью. Высокий, кряжистый.

Вместе с ним появились две девушки лет двадцати. Лицом один в один, но одна — темненькая, со жгучим, безудержным взглядом, а вторая — легкая, светленькая.

— Иван, старший лакей, — кивнув на мужчину, представил его Александр. — Ваши горничные: Дарья и Мария.

— Госпожа Елизавета Николаевна, — степенно, но уважительно, поклонился Иван матушке. Меня приветствовал чуть менее почтительно, но удостоив мягкого, доброго взгляда: — Анастасия Николаевна.

— К обеду подъедет князь, — граф счел, что Сашка уже достаточно покомандовал, — а пока вы можете посмотреть свои комнаты и отдохнуть с дороги. — Иван, проводи наших гостий.

— Одну минуту, — остановила я Шуйского. — Вы ни слова не сказали про похороны.

— Похороны? — Александр Игоревич слегка нахмурился, словно запамятовал. — А! — вскинулся, вроде как, обрадовавшись, что все-таки не забыл. — Так графа уже похоронили, в имении. Как раз, пока вы были в дороге.

— А как же вы?! — повернувшись к Сашке, прижала я руки к груди. То, что слуги в курсе ситуации, я не сомневалась. Дом в траурном крепе, окна завешаны.

— Так не успел я проститься, — трагически склонил голову Сашке. Потом добавил, посмотрев прямо на отца: — Да и не сильно торопился. Рассорились мы с папенькой, оттого я четыре года в горах и провел, что не хотел его видеть.

— Все еще серьезнее, чем я думала, — сетуя, покивала я. — Пойдемте, Елизавета Николаевна, вспомним упокоившегося графа добрым словом.

— Хоть кто-то… — уже в спину засмеялся Шуйский старший. — Главное, что бы вы их отыскали.

На эту реплику я решила не отвечать. Брала пример с матушки.

Наши с матушкой покои были рядом. Их даже соединял общий балкон, полностью укрытый от чужих взглядов усыпанными ягодами ветвями рябины. Красиво и очень уютно: столик и два плетенных кресла под живым навесом. Попить чай, просто поговорить, отдыхая от суеты….

Внутри комнат — скорее очаровательно, чем роскошно. Ничего нарочитого, выставленного напоказ. Взгляд радовался, скользя по обтянутым 'скромной' тканью стенам, обивке мягкой мебели, устилавшим пол коврам, плавным линиям светлой, какой-то воздушной мебели.

Все в пастельных тонах. Единственными яркими пятнами, раскрашивавшими интерьер, были цветы. На полу, в больших горшках, в узорчатых горшочках на широких подоконниках, в вазе на столе.

— Вам нравится? — дав осмотреться, не робко, но вроде как ненавязчиво поинтересовалась у меня Мария.

— Да, — проходя вглубь комнаты, искренне ответила я. — И как давно их приготовили? — оглянувшись, полюбопытствовала мило. Запах свежего ремонта…. Едва ощутимый, но говоривший о многом.

— Да всего пару дней как закончили, — она на миг отвела взгляд.

— Трудно было, наверное, так скоро управиться? — продолжая с иронией смотреть на девушку, уточнила я.

Мы могли добраться до столицы Ровелина за несколько часов, но князь предпочел показать нам красоты своей родины, выбрав долгий путь сначала по дорогам Аркара, а затем и северной империи. Романтика…. Ночевки на постоялых дворах, изнурительная тряска, сырость от зарядивших дождей.

Убеждать в том, что каждая минута на счету, оказалось бесполезно. Князь сказал, князь….

С одним Северовым я — уверена, справилась бы, но Даниила неожиданно для меня поддержал и Александр.

Теперь я понимала, почему. 'Тихие' похороны, скорее всего уже породившие множество слухов, и вот такое, демонстративное, возвращение младшего Шуйского, целью которого было разделить чужой интерес между ним и нами с матушкой.

Это было одно из предположений. Второе заставляло задуматься, как давно начали планировать этот визит. Судя по всему, значительно раньше, чем был признан тот факт, что находясь в Аркаре доказать вину баронета Совина нам не удастся.

Не самая лестная догадка, но ничего, кроме как смириться с предприимчивостью жениха и его помощника, коим был граф Шуйский, сделать я пока не могла.

— В семидневье уложились, — подтверждая мои выводы, совершенно 'бесхитростно' отозвалась Мария. — Я приготовлю ванну и разложу вещи.

Вместо ответа — кивнула. Продолжить допрос могла и позже, а вот почтой, добравшейся до Эндарии до нашего прибытия, стоило заняться без промедлений.

Писем было несколько. От Сэма, Вильена и Энгина. Парочка от Николаса, столько же от Катарин, что меня несколько удивило. Если она и была чьей-то подругой, то, скорее, матушки, чем моей. И еще одно, с моим именем, написанным на плотной, усыпанной золотым песком бумаге твердой, решительной рукой.

Я повертела сложенный втрое лист. Поднеся к лицу, принюхалась, пытаясь уловить легкий, ускользающий аромат.

— От императора, — как-то устало произнесла Елизавета Николаевна, забирая у меня послание. Когда вошла в комнату я услышала, но не обернулась, разбирая корреспонденцию.