Теодора Госс - Европейское путешествие леди-монстров

– А что сделал бы подкомитет, если бы мистер Пенджли дал другую рекомендацию? – спросила Мэри.

– Исправил бы ситуацию, – мягко сказала Мина. – Мэри, я вижу, что вы хотите возразить. Уверяю вас, подкомитет принимает меры лишь в случае крайней необходимости. Он не причинил Жюстине никакого вреда.

– Но мог бы? – спросила Мэри.

Мина твердо, серьезно взглянула на нее.

– Да.

– Так что же насчет того задания, о которым вы говорили? – спросила Жюстина. – Что это было за…

– Доктор Фарадей, – продолжала Мина, – предложил мне занять место гувернантки в доме покойного Генри Джекилла. Я должна была следить, не объявится ли там печально известный мистер Хайд. Мне рассказали об экспериментах Джекилла, о том, что всеми уважаемый химик и мистер Хайд – одно и то же лицо. Я должна была немедленно известить подкомитет, если увижу хотя бы тень этого человека.

– Вы шпионили за мной! – воскликнула Мэри. Она смотрела на Мину так, словно не верила своим глазам.

– Да, – ответила Мина. – И не могу просить у вас прощения за это, потому что это прозвучало бы неискренне. Я исполняла свой долг перед подкомитетом и делала то, что мне поручили, – работу, которую одобрил бы и мой отец. Простите меня, Мэри, за то, что нанесла вам такой удар, раскрыв эту тайну. Я понимаю, вам тяжело слышать, что я обманывала вас, но, к сожалению, это правда.

– Выходит, все это время… – проговорила Мэри, уже не зная, чему верить и где же правда, а где ложь.

– Могу сказать, что все, чему я вас учила – история, география, литература, – все это было настоящее. И моя привязанность к вам была настоящей. Но по четвергам, когда у меня были свободные часы после обеда, я отправлялась в Берлингтон-Хаус на Пикадилли, где располагается Королевское общество, с докладом для доктора Фарадея. Докладывать было особенно не о чем. Вы были очаровательной девочкой, умницей. Разве что, может быть, излишне добросовестной – слишком спокойной, сдержанной и рассудительной для своих лет. Но, как и Жюстина, вы не представляли угрозы, и Хайд ни разу не пытался увидеться с вами. Мы тогда еще не знали о Диане, иначе отправили бы агента и в Общество святой Марии Магдалины. Когда вам пришлось дать мне расчет, чтобы сэкономить средства на круглосуточную сиделку для вашей матери, я была искренне опечалена. Заниматься с вами было одной из величайших радостей в моей жизни.

– О… – Мэри совершенно не представляла, что тут говорить и даже думать. Сильнее всех других чувств было глубокое разочарование, а кроме того, ощущение уходящей из-под ног опоры. Осталось ли в ее жизни хоть что-то, не затронутое отцовскими экспериментами? Так, пожалуй, скоро выяснится, что и миссис Пул – агент Общества алхимиков, или что Элис создана в результате научного эксперимента! Неужели в мире нет ничего постоянного и нормального?

Миссис Пул: – Я вас понимаю, мисс. Это же был такой удар для вас. Но только помыслить, что я работаю на этих негодяев! Потому они негодяи и есть, только так я и могу их назвать, какие бы пышные звания они ни носили – доктора там или профессора! По делам и прозвание, вот что я вам скажу. Я рада, что вы все… ну, в общем, рада, что вы есть – какие уж есть. Но с алхимиками этими я бы и разговаривать не стала.

Элис: – И как можно было подумать, что меня создали алхимики! Я самая обычная девочка, такая же, как все.

Мэри: – Не совсем обычная. Обычные девочки не исчезают, помимо всего прочего.

Элис: – Но в месмерических способностях нет ничего сверхъестественного. У Мартина они тоже есть, но он же никакое не чудовище – обыкновенный человек, только немножко не такой, как все. Как Атлас просто такой большой и сильный, а близнецы Джеллико просто умеют завязываться узлами.

Мэри: – Тебе виднее, Элис.

– А сейчас вы тоже работаете на эту организацию? – спросила Жюстина.

Мина допила кофе и поставила чашку на письменный стол. «Она тянет время, – подумала Мэри. – Почему она не хочет отвечать?» С очевидной неохотой Мина проговорила:

– Я и сейчас состою на службе в подкомитете по вопросам формата библиографического цитирования. Эта должность приносит мне небольшое жалованье, и, разумеется, именно поэтому я живу здесь, в Будапеште, с Владом. После того как я ушла от Мэри, подкомитет попросил меня устроиться учительницей в Женскую академию Уитби на Йоркширском побережье, чтобы вести наблюдение за студенткой по имени Люси Вестенра. Ее отец, лорд Вестенра, был одним из финансовых покровителей английского филиала Общества алхимиков. Он недавно умер, но его жена, леди Вестенра, продолжала делать взносы. Тяжело переживая смерть мужа, она заинтересовалась способами продления жизни. Это она убедила Перфлитскую лечебницу нанять Сьюарда, чтобы он мог разузнать побольше о бедняге Ренфилде и его экспериментах с пауками и мухами. Доктор Хеннесси, помощник директора и тоже член общества, рассказал ей о его странностях. И именно она представила Сьюарда Ван Хельсингу. Видите ли, английский филиал был распущен после убийства сэра Дэнверса Кэрью, угрожавшего публично разоблачить Общество алхимиков и его деятельность. Но осталась группа молодых членов общества, которые не намерены были сдаваться. Предводителями этой группы стали Сьюард и Артур Холмвуд. Холмвуд был молодым аристократом с большими деньгами – теперь он лорд Годалминг и по-прежнему косвенно связан с обществом как один из попечителей Перфлитской лечебницы. К Сьюарду и Холмвуду присоединились Джонатан Харкер, молодой адвокат, чья фирма представляла Холмвудов, и американец по имени Куинси Моррис, искатель приключений, не особенно интересовавшийся наукой. Он охотился на медведей гризли и бизонов на американском Диком Западе, странствовал по ледяным пустыням Арктики и джунглям Южной Америки, так почему бы не заняться и поисками секрета вечной жизни? Это было для него просто очередное приключение.

Я подружилась с Люси. Это тоже была настоящая дружба, Мэри, хотя вы вполне можете усомниться в моей искренности после всего, что я вам рассказала.

Люси была не похожа на вас. Науки ее не слишком увлекали. Ее интересовали платья, балы и флирт с потенциальными женихами. Да и почему бы ей не интересоваться этим? Она была молода, красива и богата, ей самой судьбой было предначертано стать светской дамой, возможно, даже женой какого-нибудь политика. Интеллектуалкой ее никак нельзя было назвать – истории и философии она предпочитала журналы и французские романы. При этом она была романтична, идеалистична и необычайно великодушна – чужие страдания глубоко трогали ее. Однажды я видела, как она отдала свои перчатки какой-то девушке на улице – та продавала жареные каштаны и обожгла кончики пальцев. Она могла расплакаться, глядя, как лошади с натугой тянут упряжку, а кэбмены не решались при ней браться за кнут, чтобы не выслушивать ее нотаций. Она мало знала о мире, но инстинкты в ней были здоровые. В той сфере жизни, к которой она принадлежала по рождению, она могла бы добиться многого.