Тим Пауэрс - Последний выдох [litres]

– Я не следил, как он наливает, – сказал Брэдшоу. – Можно войти?

– Ники! – пискнул комар в ухе у Салливана и тут же исчез.

– Входи, конечно, – ответил Салливан. – Где Джоанна?

– Поправляет макияж. – Брэдшоу тяжело вошел, и под ним заскрипели половицы. – Нашел ли ты… – Рука его дернулась к голове, но тут же остановилась, обветренное лицо напряглось, а глаза расширились. – Дядя Арт! – приглушенно воскликнул он.

Салливан перевел взгляд на Элизелд, которая все еще сидела рядом с Кути.

– Отец перелетел к нему, – пояснил он. – Как дела у Кути?

– Кажется, он просыпается. У тебя в фургоне найдется растворимый кофе? Принесешь?

– Конечно.

Элизелд занесла в квартиру руки Гудини и положила у двери. Салливан на ходу прихватил одну с собой, но, несмотря на пронизывающий мокрую одежду ночной холод, никакой угрозы не ощущалось. Содрогаясь от дрожи, он пересек парковку и дошел до фургона, а там приподнял чехол, чтобы вставить ключ в дверной замок. В полной темноте, держа руку Гудини под мышкой, он, как слепой, на ощупь нашел банку с кофе, ложку и пару чашек.

Перед выходом из фургона он остановился у кровати и понюхал застоявшийся воздух. Пахло сигаретным дымом, слабой ванилью книжек в мягком переплете, чуть-чуть оружейным маслом и купленным утром электрооборудованием. Он решил, что вряд ли эта машина и впредь будет кататься по дорогам, и задумался о том, сколько еще продержится этот хрупкий обонятельный дневник. На выходе он осторожно закрыл двери, опустил чехол и отошел от фургона.

Когда Салливан вернулся в квартиру, Кути уже проснулся и вовсю брюзжал, а Брэдшоу, сидя в углу у стенки, что-то шептал и смеялся сквозь розовые слезы. Салливан поджал губы и сощурился, но не стал приближаться к месту, где Брэдшоу говорил с его отцом, а прошагал на кухню. Элизелд оставила Кути и отправилась помогать Салливану распаковывать покупки.

Они по очереди помыли руки в умывальнике и открыли коробки с пиццей.

– Эдисон сказал, что он не хочет, – сообщила Элизелд, перекладывая горячий кусок пиццы с луком и пепперони на бумажную тарелку, – но, думаю, захочет, когда увидит, что это.

Салливан насыпал в чашку полную ложку растворимого кофе и нахмурился, стоя перед раковиной с открытым краном.

– Сюда горячая вода вообще подключена? – спросил он, засунув палец в холодный поток из крана.

– Можешь набрать горячей из бачка туалета, – ответила Элизелд. – Там очень горячая. Эдисон только такую и заслуживает.

– Кути еще внутри? – спокойно поинтересовался Салливан.

– Да. Первым проснулся Эдисон. Завтра он собирается «уйти в море», так что Кути не повредит хорошенько выспаться, пока Эдисон заправляет делами.

– Как скажете, доктор. – Вода по-прежнему была холодной, так что Салливан опустил чашку на стол, достал банку «Курз» из упаковки и дернул за кольцо на крышке.

– Как считаешь, ты уложила Фрэнка Рочу? – Под ее жгучим взглядом он слегка попятился. – Я о том, упокоился ли призрак. Он теперь покоится с миром? Теперь можно… купить какую-нибудь старую машину и уехать прочь из Калифорнии?

– Ты, я и Кути?

– Кути? Он входит в семью?

– А мы семья? – Ее широко распахнутые глаза смотрели очень серьезно.

Салливан отвел взгляд – на пиццу. Он переложил еще один кусок на бумажную тарелку.

– Я не так выразился. Он входит в партнерство?

– А твой отец?

– Боже мой, это в тебе психиатр говорит? Можешь его хотя бы на один вечер выключить? – Он посмотрел в другую сторону, как на пороге появилась Джоанна. – Привет, Джоанна, хочешь пиццу?

– И пиво, пожалуйста. – Голубые тени на веках смотрелись недавно нанесенными, но глаза были красными, а на ней был желтый махровый халат.

Салливан придвинул тарелку в ее сторону и открыл ей пиво. Он не хотел говорить с Элизелд, ему неприятно было осознавать, что он нарочно поддел ее двусмысленной фразой про «укладывание» Фрэнка Рочи, хоть и изобразил невинное удивление, когда она прожгла его взглядом. Неужели он ее ревнует? Он совершенно точно ревниво завидовал Брэдшоу, который с легкостью беседовал с его отцом в углу комнаты, но не хотел бы оказаться на месте Брэдшоу.

Вдруг в его ухе стало щекотно, и его отец пропищал тоненьким голосом:

– Ники нужно сходить в другое здание. Давай пока с тобой поболтаем. А твоя девушка может поболтать с девушкой Ники.

«Моя девушка», – подумал Салливан.

– Все не так, как ты думаешь. – Он вспотел под прилипчивой мокрой одеждой от того, что ему предстоял серьезный разговор с отцом, и взял банку «Курз».

– Твоя сестра увлекалась алкоголем?

Салливан замер, не донеся банку до губ.

– Да, – ответил он.

– Я так и понял. Знаешь ли ты, почему я вернулся и вышел из моря? Вон идет Ники, следуй за ним.

Брэдшоу стоял в открытых дверях.

– Ник, – позвал его Салливан, поставил пиво на стол и мимо Элизелд вышел из кухонной зоны. – Подожди, я… мы… пройдемся с тобой.

– Спасибо, Пит, – отреагировал Брэдшоу, – я не против.

Брэдшоу грузно поковылял через темную парковку в сторону офиса, и Салливан шел рядом с ним, засунув руки в карманы.

– Ник, – начал он. – Что значит « Л.-А. УЖ РЕДКО РУКОЮ ОКУРОК ДЕРЖУ – АЛ.»?

– Черт, – произнес Брэдшоу своим однообразным голосом. – Ты спалил машину? – Он подошел к офису и толкнул дверь.

– Нет, только выбросил твой прикуриватель на Санта-Моника-бульваре. – Салливан прошел за ним на кухню, где Брэдшоу открыл посудный шкаф и из пыльной стопки тарелок выудил расписную фарфоровую.

– Это… для благотворительности. – Брэдшоу не смотрел на Салливана. – Есть те, кто этим занимается. Это ипподром , то есть в обе стороны читается одинаково. Не знаю, кто придумал первым и кто еще так делает. Но нужно написать по кругу… (глоток воздуха) … на пепельнице, на зажигалке или на камине. Я видел в магазинчиках на Розенкранс, где можно купить сковородки с такой надписью. По стеночкам. – Он открыл шкаф и вынул оттуда горсть блестящих камушков. – Слова ипподрома притягательны для свежих призраков. Они читают и читают в попытке понять, почему при чтении наоборот получается то же самое. И затем возникает огонь. И они сгорают. – Он выложил камушки на фарфоровую тарелку и через темный офис вынес ее на улицу – на парковку.

– Чудища! – трескучим шепотом позвал он. – Динь-динь, чудища! – Он опустил тарелку на асфальт. – Это благотворительность, – повторил он. – Им лучше сгореть и исчезнуть. Если они останутся, их наверняка отловит кто-нибудь вроде Лоретты Деларавы. Дядя Арт, это Келли Кит, теперь она себя так называет. Отловит и переварит ради раскармливания раздутой контрафактной персоналии паразита. А если их никто не поймает…