Тим Пауэрс - Последний выдох [litres]

С резким металлическим «бам» фургон остановился, затылок Салливана оторвало от мягкого подголовника, послышалось звяканье стекла о мостовую. К счастью, фургон не заглох. Салливан наклонился, с хрустом перевел скорость на первую и снова нажал на газ.

Заскрипел и взвизгнул металл, и машина освободилась от разбитой «Тойоты». Выворачивая со стоянки, Салливан поглядел в зеркало заднего вида и вздрогнул, увидев, что Бадди вышел и бросил что-то ему вслед; через мгновение он услышал, как что-то с треском ударилось о его дверь, и увидел разлетающиеся впереди влажные нити и крошечные белые осколки. В следующий миг он под визг резины и автомобильные гудки выехал на Чероки и, повернув налево, помчался к югу, подальше от Голливуд-бульвара. Коробку передач он переключил на автоматику.

Поймав зеленый свет, он снова повернул налево на Сельма-авеню, а потом, взявшись за руль левой рукой, правой вынул из кармана рубашки кисет от «Булл Дарэм». Ощущая себя ковбоем, скатывающим одной рукой самокрутку, он вытряхнул высушенный палец на ладонь, не глядя бросил куда-то кисет и поехал дальше, держа палец перед лицом, суставами к ветровому стеклу. Палец походил на сучок грязной ветки, но Салливан цеплялся за него с благодарностью.

Навстречу ему из ярко-серебристого жидкого сияния холодного солнечного света мчался большой золотистый мотоцикл «Хонда»; он не мог разглядеть мотоциклиста за мерцающим ветровым стеклом и обтекателем, но пассажирка оказалась тощей, как спица, старухой; она сидела, выпрямившись и опираясь на пассажирскую спинку, ее седые волосы, не сдерживаемые никаким шлемом, развевались в воздухе… а глаза были завязаны сине-белой банданой.

Она крутила головой, откинувшись назад, как будто пыталась уловить запах или услышать что-то. Салливан медленно вел палец вдоль ветрового стекла, чтобы он преграждал линию между ее ослепленными глазами и его лицом.

Пот щипал его глаза, и он с трудом удерживался от того, чтобы снова не вдавить акселератор: «Хонда» настигла бы его где угодно, даже если бы он вышел и пустился бежать. (Над дорогой с криками вились тени ворон.) И это, вероятно, был только один из множества патрулей, барражирующих между Хайлендом и Кауэнгой.

«Боже, – отчаянно молился он, видя краем глаза дерево и автостоянку, промелькнувшие за запотевшим окном, – позволь мне избавиться от этого, и клянусь, я буду учиться. Поверь, я не стану впредь спотыкаться о предсказуемые препятствия».

До 101-го шоссе оставалось лишь несколько больших кварталов, и он страстно вожделел ветреной свободы его широких серых полос.

Безмолвно стеная сквозь стиснутые зубы, он подъехал к тротуару Сельма-авеню и, не выключая мотора, поставил рычаг коробки передач на «стоянку».

Затем он метнулся с водительского места в фургон и сбросил матрац с разобранной кровати. Вероятно, Бадди прямо сейчас рассказывает, что Салливан уехал в коричневом фургоне «Додж», но его засекут еще скорее, если он не приведет в действие всю «маску». Им уже известно его имя, его дата рождения – слишком многое из того, что относилось к самому его существу. Пока они со Сьюки работали вместе, они, будучи двойняшками, представляли собой отличную пару зеркальных отображений, благодаря чему просто не существовало плотной фигуры, на которой мог бы сфокусировать внимание призрак или охотник, но теперь он остался один и стал дискретным, квантованным, точечным. Опознаваемым.

Ему пришлось зажать палец в зубах, чтобы наклониться и вынуть гипсовые руки из ящика под кроватью, а потом он, преодолевая рвотные позывы, поспешил обратно и снова шлепнулся на водительское место. Один слепок руки он положил на «торпеду», другую похабным образом зажал вертикально между ногами и, включив сцепление, аккуратно отвел машину от тротуара.

«Хонда» за это время развернулась и теперь обгоняла его слева. У мотоциклистов не было времени, чтобы поговорить с Бадди, но старуха крутила головой, чтобы вслепую выследить Салливана, и он увидел в зеркале, что ее лоб вдруг прорезали морщины.

Она ощущает экстрасенсорное пятно, думал он; смесь рождения и жизни Гудини с моими. Она не уловит эха смерти Гудини, потому что старый фокусник замаскировался на этот случай и ушел незамеченным, невзирая даже на то, что смерть его пришлась на зловещий Хеллоуин. Она будет задаваться вопросом, кто я – шизофреник или сижу на кислоте, – из-за чего водитель этой машины кажется в психическом плане этаким мешком разбитых зеркал. (Он даже почувствовал в себе какие-то изменения – куртка стала ощущаться свободнее и легче, хотя сейчас он не смел посмотреть на себя.)

Он рылся в памяти, пытаясь вспомнить какую-нибудь молитву – «Отче наш»? «Богородица»? – но на ум пришла лишь строфа стихотворения из одной из книг об Алисе в Стране чудес, отрывок, который любила цитировать Сьюки:

Мотоцикл проплыл мимо него за окном и, сбавив скорость, встроился в ряд перед ним; через ветровое стекло он слышал басовитый барабанный бой выхлопных труб мотоцикла, и сквозь завесу развевающихся на ветру седых волос разглядел подбородок старухи, повернувшей голову назад, к нему, но он продолжал ровно, умеренно нажимать на газ, хотя его ноги ощущались, как водяные мешки, через которые пропускают электрический ток. Интересно, следил ли кто-нибудь из водителей ближних машин за сигналами старухи? Начнут ли сейчас блокировать ему движение? Он нужен им живым, но лишь для того, чтобы Деларава могла использовать его в качестве приманки для призрака его отца.

Охрипшим голосом он продолжал бормотать строки из священного писания от Алисы, думая о Сьюки и мысленно слыша ее декламацию:

На корме золотого мотоцикла вспыхнули стоп-сигналы, но его наездник наклонил тяжелый байк в развороте и, набирая скорость, рванул обратно, к Чероки, удалявшийся рев его мотора делался то тише, то громче – это мотоциклист быстро переключал передачи. Куртка Салливана вновь сделалась тяжелой и плотнее прилегла к торсу.

Он выплюнул старый коричневый палец на приборную панель и хрипло рыгнул, прищурившись, чтобы видеть дорогу сквозь слезы тошноты.

Он повернул налево на Уилкокс и затем прямо на переполненные переулки идущего на восток Голливудского бульвара. «Не сблевать бы себе на колени, – думал он, с усилием вглядываясь в автомобили, сверкавшие в солнечном свете перед ним. – Похоже, что на сей раз ты ушел. Теперь прячься. Укройся. Бадди опишет машину, он, вероятно, записал и номерной знак».