Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

– Посмею, – бестрепетно ответил Най. – Это мой долг.

Наместник помедлил немного и вдруг усмехнулся кончиками губ. Гнетущая тяжесть исчезла из его взгляда.

И Най запоздало понял: он только что прошел проверку.

Отступи он сейчас, и Наместник бы его попросту вышвырнул. И говорить бы с ним не стал нипочем. С Шаном – да. Может быть, даже с Тье. Но не с ним.

– Хорошо, – сказал Наместник. – Тогда приступим.

Если Най только собирался приступить, то Шан уже маялся – и всерьез.

Совершенно необходимая – и до предела муторная часть любого расследования. Муторная и мутная.

Опрос сопричастных – будь то подозреваемые, свидетели или просто родня и знакомые.

Одни говорят правду. Другие только думают, что говорят правду. Третьи врут. Четвертые, опять-таки, только думают, что врут. Ремесло сыщика – слушать внимательно, вызывать на откровенность, каждую мелочь запоминать, вдумываться, сопоставлять… человеку стороннему и невдомек, сколько сведений можно вытянуть из безобидной вроде бы болтовни. Но только человек сторонний и мог бы назвать ее безобидной.

Нет, в самом деле. Кто-то машет языком, как лиса хвостом – а кто-то и слова в простоте не проронит, все в себе держит, словно бурдюк завязанный. Но если правильно потянуть за веревочку, узел распустится, и наружу хлынет такое… только успевай уши подставлять под этот поток помоев – и даже поморщиться не моги! Болото кругом, да еще и гнилое, и пахнет оно соответственно, а ты, сыщик, не отворачивайся. Ты в этом болоте палкой шуруй, да хорошенько. И жди, покуда всплывет из него… ну, вот что может из болота всплыть, то и всплывает. Редкий случай, чтобы на болотной мути лотос распустился – такая радость долго потом помнится. Обычно все больше пакость всякая попадается.

Наверное, к этому можно привыкнуть. Даже наверняка. Шан своими ушами как-то слышал разговор двух судебных врачей: «Только посмотри, какое тут прелестное прободение кишок! Ручаюсь, ты в жизни ничего подобного не видел!» Так-то оно так – но Шан, хоть и не стал вместе с врачами смотреть на вышеупомянутую прелесть, был железно уверен, что прободение совести выглядит куда хуже. А оно как раз по его части.

А чтобы найти жабу в болоте, мало его переворошить. Еще и искупаться придется. Со всякой гадюкой на ее языке пошипеть, с каждой лягушкой поквакать. В доверие войти. Чтобы и лягушка, и гадюка сами пожелали поведать тебе свои секреты.

Входить в доверие Шан умел. Ну и что же, что ему это не слишком-то и нравилось? Не любить не значит не уметь. У всякого сыщика, если он стоит того хлеба, который ест, уловок больше, чем репьев на пустыре – не один, так другой непременно зацепится. Потихонечку, незаметно…

Вот только сейчас все уловки, ухватки и хитрые приемчики были Шаном позабыты так крепко, словно он их и не знал никогда.

И не в том даже дело, что лезть к Даме Тайэ с этими хитростями – все равно что насильно макать лотос в ту самую болотную жижу, на которой он возрос. Лотос не замараешь. Не пристанет к нему грязь. Нет, дело в другом.

В том, что нельзя такую натуру вскрывать отмычкой, тайно, по-воровски. Нельзя добывать из нее сведения обманом. Ничего не получится. Кого другого хитрость отомкнет – но здесь и сейчас она оборвет ту тонкую нить понимания, что протянулась между сыщиком и знатной госпожой. Только попробуй подойти окольными путями – в петлю совьются, век не выберешься, а до цели не дойдешь.

Даму Тайэ можно только спрашивать напрямик.

А прямые вопросы звучали ох как неприятно…

– Да как у тебя язык-то повернулся, ищейка нюхливая! – негодовала старуха Син. – Ты на что же тут намекаешь? Это кем надо быть, чтобы такое удумать! Чтобы господин Наместник…

– Успокойся, Кошенька, – мягко произнесла Дама Тайэ. – Господин сыщик обязан задавать такие вопросы. Даже еще и не такие. Даже если ему не хочется. Даже если он так не думает. Все равно обязан. И как господин Наместник относился к отцу, и по душе ли ему младший брат, и не слишком ли ему по душе молодая мачеха…

Син воззрилась на сыщика в упор – и он ответил ей тем же. И не Шан первым отвел взгляд.

– А и поганая же у тебя работа, парень, – с неожиданным сочувствием произнесла она. – Врагу не пожелаешь.

– Не без того, – признал Шан. – Но все равно нужная.

– Нужная, – согласилась Дама Тайэ. – И я отвечу. Мой пасынок – человек глубоко порядочный. И если бы даже он был чем-то недоволен, покушаться на жизнь отца не стал бы ни в коем случае. Но у него нет никаких причин для недовольства.

– А так бывает? – усомнился Шан.

– Бывает, – улыбнулась Дама Тайэ. – Ведь сейчас не отец, а он – глава рода. Сокол одним из первых исполнил королевский указ. Может, и вообще первым. Он стоял у истоков этого указа и подал пример. Зачем бы Первый Взлет гадал, что он получит по завещанию, и старался убрать отца, чтобы обделить младшего брата, если никаких завещаний больше нет? Он распоряжается имуществом рода и владеет своей долей. Все уже расписано, выделено и назначено.

– А если ему недостаточно своей доли? – Шан не верил в это ни на миг, но спросить был обязан.

– Она уже выделена, – пожала плечами Дама Тайэ. – И он не желает большего. Но если бы такое случилось, устранять бы следовало моего сына, а не мужа.

– А господин Наместник никогда не был недоволен появлением младшего брата?

– Ну что вы! Первый Взлет – замечательный старший брат. В роду Тайэ всегда так было. Мне слуги из старых много рассказывали.

– Но у него свои сыновья есть, и оба старше, чем Второе Крыло…

– А им весело, что дядюшка младше племянников, – улыбнулась Дама Тайэ. – Им дай волю, они его еще и избалуют… если он им позволит, конечно.

М-да… Второе Крыло – мальчик не по годам серьезный и с понятием. Такого поди попробуй, избалуй.

– Поймите, Шан, это ведь не купеческая семья, где все сидят на сундуках с деньгами и думают, как эти сундуки между всеми распилить, чтобы никто обиженным не остался. Это даже не обычные знатные землевладельцы, которые сидят на своей земле. Тайэ всегда служили – раньше по военной части, сейчас по гражданской. Какое поместье, какое имущество? В родные края никого служить не назначают. То, что Первый Взлет служит в Далэ – случайность. Он родился и вырос в столице, и только поэтому срочное назначение в Далэ досталось ему, а не кому-то другому. В имении живут в перерывах между назначениями, дети и те, кто вышел в отставку – из поколения в поколение. В таком роду нечего делить – скорее уж радоваться надо, что пока ты на службе в каком-нибудь дальнем округе, дома хоть кто-то из семьи живет. Большая часть имущества вообще не дробится. И никто не останется обделенным.

Такой порядок для Шана был и в самом деле в новинку. Как никогда остро он ощущал, что оказался на чужой территории. До сих пор он еще не сталкивался с вельможами. Это было правом и обязанностью Верхнего сыска. Вот только нет теперь ни Верхнего, ни Нижнего, а есть одна сыскная управа. Так что раз уж ты сыщик – изволь соответствовать.