Бренна Йованофф - Беглянка Макс [litres]

Когда я попросила у соседки ластик, она посмотрела сквозь меня, будто на моем месте находилась дыра в форме человека.

Я старалась не думать о том, что меня не замечали в классе, и не вспоминать, что мама с папой разошлись и перекидывались мной, как запасным садовым шлангом или гаечным ключом. Но с появлением Нила даже это изменилось. Изначально родители договаривались, что я буду видеться с отцом каждые две недели, однако теперь мама вдруг решила держать меня подальше от единственного человека, который меня понимал.

Конечно, проблемы тоже случались. Папа хорошо выполнял обязательства и следил за графиком… когда пытался. Поначалу он радовался моим приездам из Сан-Диего, и мы меняли колеса на скейте или ездили в «Ягодную Ферму Нотта» [27]. Но потом он настолько отвлекался на пиво и подработки, что начинал терять счет времени и мы каждые выходные просто сидели в квартире.

Потом его, конечно, мучила совесть. Но если он считает, что дать мне выбрать лошадь на скачках – это своего рода извинение, то он ошибается. Я все еще чувствовала себя ненужной.

После уроков, уже убирая учебники в шкафчик, я услышала, как меня окликнули по имени. Это был Лукас. Я взяла скейт, закрыла шкафчик и вышла из школы, не глядя на него.

Он последовал на улицу за мной. Только вот мне надоело, что он притворялся другом, а включить в команду или хоть что-нибудь объяснить не удосуживался.

Он догнал меня на парковке, и я набросилась на него с обвинениями. Пришел, видите ли, и ведет себя так, будто это я необоснованно злюсь. Ну уж нет, я не буду стоять, кивать и улыбаться.

Лукас развел руками и выдал мне целый парад оправданий: утверждал, что все не так, что они хотели со мной дружить, но есть секреты, о которых нельзя говорить, потому что они хотят оградить меня от опасностей.

Последний аргумент казался настолько нелепым, что я скептически скривилась.

– Оградить? – в полном недоумении переспросила я.

То, что он говорил, не имело никакого отношения к реальной жизни.

– Потому что я девочка?

Он смотрел на меня, качая головой, и не мог найти разумный ответ. Неужели Лукас надеялся, что я поверю в эту странную чепуху и перестану задавать вопросы? Глупо полагать, что он способен меня от чего-то оградить. Это лишь доказывало, что он совершенно ничего не знал о моей жизни и том, что на самом деле мне нужно. Меня бесило, что кто-то пытался оградить меня от вещей, от которых не нужно спасаться.

Билли ждал на парковке. В моей жизни была масса проблем, от которых никто не мог меня защитить.

Когда дело касалось защиты или демонстрации силы, мама была бесполезна. Я читала, что волчицы, медведицы и львицы разорвут в клочья любого, кто осмелится приблизиться к их детенышам. У мамы подобный инстинкт отсутствовал. Она либо носилась вокруг, либо извинялась, будто не знала, что происходит в доме.

Однако иногда она замечала то, чего не видела я, и умела застать врасплох.

В Сан-Диего гараж соседствовал с домом. Там было достаточно места для двух машин, хотя обычно стояла только одна. В гараж можно было попасть через дверь в прачечной.

Билли часто приводил туда друзей или сидел один. В углу стоял жим, а на верстаке – транзисторное радио. По выходным и во второй половине будней он тусовался в тени открытой двери гаража: слушал музыку, поднимал штангу или ковырялся в машине.

Я меняла колеса на скейте и, когда пришла за гаечным ключом, нашла в гараже Билли. С сигаретой в зубах он лежал под капотом «Камаро». Нил наконец-то выдал ему ключи.

До того как они заехали, в гараже хранились только рождественские игрушки. Мама парковала машину на подъездной дорожке, а я заходила в гараж только за гаечным ключом. И уж тем более никто никогда там не курил. Теперь же на верстаке всегда стояла банка из-под кофе, полная пепла и окурков. Раньше мне дела до гаража не было, но сейчас появилось странное чувство обиды, как будто он стал очередной завоеванной территорией.

Сев на бетонную ступеньку перед прачечной, я некоторое время просто наблюдала. Острый капот «Камаро» казался агрессивным; из выхлопной трубы поднимался дым.

Я облокотилась на колени и уперлась в подбородок ладонями.

– На медицинском собрании говорили, что курить нельзя.

Билли выпрямился, закрыл капот и вытер руки тряпкой.

– Ты всегда делаешь то, что говорят учителя?

Как он мог такое предположить? Даже смешно. С оценками у меня порядок… в отличие от поведения. Меня всегда ругали за пререкание с учителями или рисование машин на парте. Я засмеялась и покачала головой.

Билли, кажется, это понравилось. Он лениво улыбнулся, вытащил из кармана пачку «Парламента» и протянул мне сигарету, внимательно наблюдая за выражением моего лица.

Я никогда не курила, и сигарета в руке выглядела странно, но в самом процессе я не видела ничего сложного – я много раз наблюдала за Билли. Засунув фильтр в рот, я сидела, не шевелясь, пока он не наклонился и не зажег сигарету.

Я сделала вдох, ощутила во рту сухой горячий дым – по вкусу он напоминал батарейку и горящую газету. Я так сильно закашлялась, что на глаза навернулись слезы.

С поднятой бровью Билли прислонился к «Камаро» и рассмеялся, пока я неловко зажимала сигарету между пальцами, стараясь не задохнуться. В этот момент дверь прачечной распахнулась, и раздался удивленный вдох:

– Максин!

Мама называла меня полным именем только в тех случаях, когда меня поджидали серьезные проблемы. Она спустилась по ступенькам и выхватила сигарету у меня изо рта. Я сделала только две или три затяжки, но так сильно кашляла, что глаза слезились.

Билли все еще смеялся, и у меня тоже возникло желание рассмеяться. Лишь бы он не подумал, что я переживала из-за сожженной слизистой носа. Лишь бы он не видел мое красное виноватое лицо.

Мама с ужасом смотрела на меня. Я думала, она меня отругает, но большая часть гнева обрушилась на Билли.

Она повернулась к нему и с явным возмущением воскликнула:

– Думаешь, это смешно?

– Да ладно, Сьюзен. Это всего лишь одна сигарета. Расслабься.

Мама уставилась на него.

– Расслабься? – выпалила она высоким яростным голосом. – Слушай меня, мистер, можешь травить свои легкие этой грязью и становиться заложником смерти, но не смей втягивать мою дочь!

Впервые за долгое время я увидела на ее лице ярость и внезапно почувствовала себя виноватой. Я взяла сигарету только потому, что это выглядело круто. Я даже не задумывалась о чувствах мамы и ее отношении к курению.

Мама так сильно сжала рот, что казалось, будто она прикусила внутреннюю часть губы. Я надеялась, что она не заплачет, как иногда случалось с ней во время приступов злости. Она выглядела обиженной, изумленной, а щеки были ярко-красными.