Михаил Фиреон - Рыцари Гирты [СИ]

Кот мрачно промолчал, ничего не ответил ему на это.

— Йозеф, вы еще живы? — обратился к лежащему, печально охающему лейтенанту рыцарь — давайте сюда, посмотрим. Что, укол перестал действовать?

Он поставил рядом с собой сумку Инги, начал доставать из нее лекарства, перевязочные материалы и шприцы, чтобы помочь раненному коллеге.

Инспектор Тралле покачал головой, сказал что пойдет в штаб, оставил подчиненных одних. Даскин, Вертура, лейтенант Кранкен, бездельник Коц и доктор Сакс, расселись на досках сложенных вдоль стены. Лейтенант Кранкен достал из-под плаща флягу, осторожно выпил, хотел убрать ее, но все же, помедлив, молча и быстро сунул ее сидящему рядом детективу. Вертура также, без лишних слов, взял ее в руки отпил немного, передал бездельнику Коцу. Так они сидели какое-то время, каждому было что рассказать о сегодняшнем дне, но все очень устали и были настолько подавлены, что просто молча пили и передавали флягу по кругу, пока она снова не оказалась в руках студента, что, сделав большой глоток, внезапно поднял ее и горестно и торжественно объявил.

— Нету больше нашего брата Прулле! Покинул он нас, наш верный друг, товарищ и славный патриот Гирты!

— Да и меня сегодня чуть не закололи… — внезапно признался детектив — думал все, а его какой-то мужик зарубил…

— Молятся о вас видно — перевязывая руку лейтенанту, делая ему еще один укол обезболивающего, отрешенно ответил ему Фанкиль.

— Никто за меня не молится. Некому за меня молиться — зло, с досадой бросил Вертура — никому я тут не нужен на этой земле…

— Анна молится — держась за лук, как кормчий за весло, заверил его Даскин — это точно она. Я ее давно знаю, с малых лет. Гадина она та еще, никогда не скажет что за вас слезы лила, молилась. Все, черт с вами, вы мне все надоели, я устал и спать. Нападут, кричите.

И он, повалившись на бок, рывком отобрав у Филиппа Кранкена его толстый казенный плащ, чтобы частью подложить под голову, частью укрыться им, лег прямо на пол и, прижав к себе свой лук и колчан со стрелами, поджал для тепла колени.

На дворе послышались мрачные грубые смешки, бряцание железа и злобное, захлебывающееся от ненависти блеяние. Вертура устало поднялся на ноги и от нечего делать, выглянул в окно. Дружинники выставленные в караул развлекались, как будто от нечего делать, забавлялись беснованием козлоподобной саранчи. Размахивая, плащами заманили ее так, что она с разгону врезалась в костер сложенный из поставленных шалашом досок и бревен, ударом рогов скособочила, едва не развалила его, подняла в небо тучу раскаленных багровых искр.

Детектив присел на стол у окна, нахохлился, тоже перехватил покрепче свой меч. Сидел, без особого интереса наблюдал за этим глупым действом.

— Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня грешного — сказал он себе.

По коридорам и комнатам тянуло горьким дымом. За дверью звонко стучал топор, раскалывал поленья. В доме горели все печи, но теплее от их обжигающего жара как будто и не становилось. Детектив поежился. Даже сидя в помещении, укутавшись в свой толстый войлочный плащ и накинув на голову капюшон, он замерзал все больше и больше. Ему казалось, что ему становится все труднее дышать, а на улице уже не просто по-осеннему холодно, а стоит, все крепчая с каждым часом, самый настоящий, жгучий, сухой мороз холодной и беспощадной таежной зимы.

Вертура задремал на столе у окна, когда с улицы послышались бряцание железа и страшные, отчаянные крики. Громко и протяжно завыл кот Дезмонд. Детектив схватился за меч.

По двору подпрыгивая, стремительно прокатился черно-коричневый шар с пастью. Детектив уже видел такую пасть с извивающимися червями-отростками вместо зубов и пылающим в ней зловещим рыжим светом.

Тогда вечером, в кабинете инспектора, когда к нему заходил Патрик Эрсин.

В зубах пасти чернел какой-то предмет. Спросонья детектив не сразу догадался, что это оторванная человеческая нога в окровавленном кожаном сапоге.

— Стоять! — грозно кричал с крыльца капитан Глотте. Пасть очертила круг по полю, схватила за плечо какого-то подвернувшегося под нее мужчину и, с легкостью оторвав ему руку, ударилась оземь и начала приобретать форму человека.

— Не стрелять! — послышался властный голос инспектора Тралле — Эрсин!

— Я Фомальгаут! — зашипело чудовище. Голый, без всякой одежды, держа в руках оторванную конечность, стоя посреди костров и заваленного искалеченными телами двора, Поверенный выглядел просто омерзительно. Бросив быстрый, полный ненависти взгляд на Вертуру, что стоял в тени у окна, он с силой дернул себя ниже пояса. Зазвенело, брызнуло во все стороны стекло, ставень рядом с детективом с треском разлетелся в щепки. Фанкиль припал рядом с подоконником на колено так, чтобы его было не видно снаружи и, достав зеркальце, сосредоточенно наблюдал за тем, что происходило во дворе. Даскин отпихнул его в сторону, подскочив к окну, пустил стрелу, которую Эрсин не глядя поймал рукой, и тут же снова отскочил в глубину комнаты, к двери.

— Так, так, так — ломая в пыль стрелу и наконечник, произнес, прошипел демонический Поверенный — все сложилось. Это вы стреляли в Элеонору, а потом в Йекти. Жалкие людишки. Ну и мерзость эти ваши черви и слизни! Пришлось помучаться. Ваш создатель просто чокнутый! Дать вам в руки такие технологии, чтобы вы игрались с ними как малые дети! Что, думали я не смогу справиться с вашим автоматом? Тралле! Ты что, не знал что твоя Хельга с ее конем это одно целое? Кусок синтетики из дерьма, пережженного песка и сернокислого селена! Ты наивно полагал, что она женщина, или похожа на женщину? Она муравейник, колония паразитов в мягкой обертке куклы, и не одной, а сразу нескольких, а не человек! Ты в курсе этого, или тебя обманули и как всегда не предупредили? Я расчленил ее и изнасиловал! — и он поманил из темноты и телекинетическим ударом выбросил перед собой на песок отрубленную светловолосую голову, обляпанную в темно-синей синтетической жиже — обожаю оргии с щупальцами, слизь, механические игрушки и безголовых женщин! А ты тоже, как я вижу? Можешь поставить у себя в кабинете и использовать как я, по назначению! Впрочем нет. Я собираюсь всех вас убить. Или оторвать каждому ногу и оставить калеками!

Он резко вскинул ладонь. Филипп Кранкен, что стоял рядом с Вертурой, моргая с недосыпу, смотрел в окно, судорожно схватился за раму, повалился на пол. Страшный полный боли и отчаяния крик огласил дом, ему ответили печальные, испуганные возгласы прячущихся в других комнатах и коридоре детей и женщин. Детектив бросился на помощь к коллеге.

Доктор Сакс закричал, спрятался в угол, заметался, забился в истерике.