Михаил Фиреон - Рыцари Гирты [СИ]

Он встал с ударами колоколов, зовущими прихожан на воскресную литургию. Оделся и пошел на службу в собор Иоанна Крестителя. Огромный храм был полон. Детектив едва смог протиснуться на мужскую половину. Встретил там лейтенанта Манко, князя Мунзе и других знакомых, пристроился к ним. Смотрел на Царские Врата и распятие. Любовался светом высоких узких витражей под арками потолка, играющим на серебряном и золотом убранстве иконостаса и окладах образов, слушал канон, пел вместе со всеми «Отче наш» и «Символ Веры». Думал о том, что такое Израиль, где находится река Иордан — ни на одной карте он не находил их, и кто такой царь Давид, псалмы которого читают по часам в храме, вею ночь и когда нет служб весь оставшийся день. Исповедовался, когда пришла его очередь, рассказал о своем унынии и о том, что они с Марисой живут вместе и делят одну постель, что плохо, но по мере сил совершают наложенную на них епитимью. Отец Ингвар молча выслушал его, смерил строгим взглядом поверх узких очков и, несмотря на то, что детектив выдержал только евхаристический, с ночи, пост, благословил к причащению. Когда за закрытыми царскими вратами читалась молитва, по которой хлеб и вино обращаются телом и кровью Христовыми, со всеми встал на колени на холодный и жесткий каменный пол. Снял меч с перевязи и, как делали и остальные вооруженные мужчины, положил рядом с собой. Вместе со всеми преклонил голову, коснулся лбом холодных мраморных плит.

Когда вынесли чашу, вместе со всеми вдохновенно произнес «Причастника меня прими, не как Иуду лобзающегося, а как разбойника исповедующегося. Помяни меня Господи во царствии своем» и последовал ко святому причащению. Распевая «Тело Христово примите», сложив руки на груди, медленно шел к чаше в колонне мужчин — бородатых, усатых длинноволосых горожан, ремесленников и рыцарей. Каждый был при оружии, каждый, принимая причастие, целовал чашу и руку священника, что держал ее, проходя, клал на пол перед раскрытыми Царскими вратами меч или трость, вставал на колени, делал поклон в землю. После причастия каждому полагался кусок белого, свежеиспеченного хлеба и чашечка с разбавленным горьким, без сахара чаем сидром.

Покинул храм со словами «С миром изыдем». Бросил взгляд на Голгофу в левом пределе. Там, на скамейках стояли украшенные поздними цветами и венками из листьев закрытые гробы. После службы полагалось отпевание умерших.

Задержался, отстоял очередь, в церковной лавке, купил у бородатого служки с висящей плетью, перебитой рукой, бутылочку масла для лампады и охранную ленту с написанным на ней девяностым псалмом, какую мужчины повязывают под гарду меча, либо на портупею на плече. Взял для Марисы ароматные кедровые четки с плетеным трехцветным хвостиком — черным, лиловым и багровым, цветов Гирты.

Над площадью победным звоном бил колокол, возвещая об окончании литургии.

По небу бежали тучи. Солнце то светило, то снова пряталось за них. Стояли кареты и повозки, слуги ждали с литургии богатых хозяев, чтоб везти домой к вкусному, воскресному обеду. Толпился народ. Перед храмом, у ступеней, Вертура приметил принцессу Веронику, рыжую Лизу, Регину Тинвег и других девиц, наверное вышедших на улицу раньше детектива. В сопровождении вооруженной свиты и оседлавших, снаряженных самыми современными сбруями и седлами боевых коней рыцарей, они ждали у подножья каменной лестницы, когда все выйдут из церкви.

Принцесса, облаченная в модную длиннополую мантию ярких багровых оттенков с темно-синей и черной блестящей вышивкой на широких рукавах и груди, гордо сидела в седле, уперев руки в бока, строго наблюдала, как солдаты раздают нуждающимся и нищим привезенные из казарм ношенные армейские сапоги. Она чуть подкрасила пряди волос надо лбом в зловещий багровый цвет, с плеча свешивалась все та же кроваво-красная лента. На левой руке темнело запястье, искусно выполненное из серого, хмурого железа и вместе с ее мрачным и как-то по-особенному напряженным выражением ее лица эти праздничные одеяния предавали ей какой-то особенно торжественный и одновременно угрюмый и грозный вид. Было заметно, что все раздражает ее, все не так, все неуместно, все злит, но она пытается скрыть это, сдерживается из последних сил. Люди кланялись ей, она не обращала на них внимания, коротко и безразлично кивала в ответ. По всему было видно, что думает она совсем не о прошедшей службе и не о раздаче милостыни.

— А что не новые? — опасливо глядя на строгого сержанта в седле, но все же нагло, спросил один из голодранцев — худые такие сапоги…

— А чтоб ты их не пропил — доверительно кивнул ему солдат и взялся за плеть — поправь руками и с Богом носи.

Пришла какая-то женщина с тремя детьми, попросила еды. Принцесса Вероника грозно спросила, где ее муж. Получив ответ, что лежит пьяным, кивнула одному из рыцарей решить это дело, тот отправил злого сержанта с плеткой, женщине же купили молока, сыра и большой каравай хлеба. Кто-то просил денег, но никому не давали, ни одной медной монеты.

Подошел, поклонился присутствующим и детектив. Он уже было хотел отойти в сторону, когда принцесса грозно окликнула его таким холодным и повелительным тоном, что тот вздрогнул.

— Борис у себя? — строго и презрительно прищурившись, потребовала она ответа, когда он подошел к ее стремени. Ему стало страшно, показалось, что сейчас она припомнит ему все и ударит его в лицо сапогом и тут же прикажет его зарубить. Он едва сдержался, чтобы не задрожать от леденящего душу прикосновения ее беспорядочных и яростных мыслей. Несмотря на то, что из присутствующих детектив знал еще как минимум двух Борисов, он сразу понял о ком идет речь.

— Я сейчас же, уточню, моя леди… — низким голосом, стараясь не проявить дрожи, с поклоном ответил детектив.

— Ступайте к нему, скажите, что сегодня я желаю у них обедать! — властно приказала она, указывая Вертуре на ворота резиденции владыки Дезмонда.

Детектив кивнул и, быстро поклонившись ей, побежал так, словно ему ударили плетью по спине. Также, как после общения с герцогиней, ускорялись и все остальные служащие и рыцари. Махнув рукой с лентой охраннику поместья, чтоб не задерживал, не стоял на пути, вбежал в ворота, поспешил в дом. Взлетел на третий этаж по широкой каменной лестнице с чугунными литыми перилами и колодцем посредине и застучал в дверь, ведущую в коридор к апартаментам племянника владыки. Как раз со службы вернулся сын маркиза. Тот самый угрюмый, плечистый юноша-оруженосец по виду восемнадцати лет, которого Вертура видел на охоте и в ночь крестного хода рядом с отцом и епископом Дезмондом. Увидев спешащего детектива, он скривился лицом, отстранился, нахмурился как отец, тут же схватился за меч, но после коротких спешных разъяснений проводил его к отцу, вместе с ним вошел в комнаты маркиза.