Михаил Фиреон - Рыцари Гирты [СИ]

— Мелковато. Поборись за равенство полов, нац- секс- и религиозных меньшинств. Аборты, свободу вероисповедания, информации и слова, объяви о том, что мир не черно-белый, что любая мерзость это всего лишь субъективная оценочное суждение, что земля вертится вокруг солнца, что человек произошел от обезьяны. Изложи свою теорию эволюции и большого взрыва. Расскажи всем что глобализация, рыночная экономика и мультикультуризм это хорошо. Открой курсы личностного роста, теории продаж и сетевого маркетинга. Убеди всех, что у каждого своя правда, что надо жить только по совести и человек сам себе бог и творец свой судьбы — постанывая и сама не отрываясь от любовных ласк, возразила ему Йекти.

— Это все уже было. И те, кто занимался этой ерундой уже давно пошли на бензин для Машины Архитектора — прижимая к ней принца, указал на него пальцем сверху Эрсин и объяснил — а здесь, в Гирте, для них это пустой звук, они еще до такого не доросли. А вот то, чем мы сейчас делаем, он понимает. Слышишь, как он стонет? Чувствуешь его энергетические флюиды, как бьют его гормоны, ощущаешь, как пылает его мозг? Он горит и теперь, после нас с тобой, больше никогда не остынет. Никогда у него не будет никого блистательней, ярче и возбужденнее чем мы. Аккумулятивный эффект. Представляешь, сколько всего учинит он в будущем, сколько мужчин, женщин и детей он совратит и погубит, сколько натворит всего забавного и веселого, сколько прольет крови, в бесплодных метаниях, тех самых попытках Адама познать и почувствовать сразу и все, чтобы снова пережить то, что сейчас происходит с его головой и телом?

— Патрик! — рассердился принц — вообще-то я тут! Что вы такое говорите…

— Заткнись, щенок! — звонко шлепнул его по заду, повелительно и гордо прервал его Эрсин, и крепко сжал его потные от натуги и экстаза бедра своими железными горячими и мокрыми ладонями — а ну-ка развернись!

— Йекти… — обиженно воскликнул принц, ища заступничества у демонессы.

— Ахаха! — рассмеялась она ему в лицо, крепко схватила его за плечи, переплетя свои руки с руками Эрсина, и особенно сильно и резко надавила принцу сзади хвостом, отчего он особенно громко и жалобно вскрикнул от боли — мальчик, давай же, не бойся. Делай, как он говорит, иначе мы и тебя разрежем и съедим!

Трое полицейских быстро шагали по длинному коридору полицейской комендатуры Гирты. Ни с кем не здороваясь, быстро прошли все здание от отдела Нераскрытых Дел, до массивной лакированной двери на противоположном конце корпуса, вошли в приемную. Полицейский секретарь коротко кивнул им, молча продемонстрировал еще одну высокую дверь с бронзовой табличкой «Х. О. Тралле — капитан юстиции первого класса». Без лишних разговоров инспектор Тралле, Эдмон Даскин и Фанкиль вошли в кабинет.

В просторном и пустом помещении с высокими арочными окнами, за которыми зеленела сирень, роскошными кустами высаженная по западной стене полицейской комендатуры, стоял легкий, едва заметный аромат благовоний и приятный, едва различимый запах духов, похожих на столичные. Темные, лакированные деревянные панели и такой же темный, натертый воском пол отражали белый свет стоящего снаружи туманного сентябрьского неба. На противоположной окнам стене висела большая картина, исполненная зловещих рыжих, багровых и коричневых оттенков. На которой были изображены льющийся наискосок через багровое, подернутое черными тучами небо пронзительный рыжий огонь, и заживо горящие в нем, бегущие от него в панике и запоздалом раскаянии безбожники, иноверцы, враги и гонители Христовой Веры. В левой стороне панорамы светлел белый, сияющий крест на горе, и люди — мужчины и женщины с детьми в ужасе взирая на мировой пожар, жались к нему. Их прикрывали трое с белыми мечами и в доспехах: Апостол Петр, Илья-пророк и Иоанн Креститель, а над ними из разверзшегося грозового неба указывала Длань Божия, направляла на мир людей этот самый всеиспепеляющий огонь, что лился из ее пальцев, страшными рыжими полосами расчерчивал черно-багровое от дыма и копоти, лишенное звезд и луны небо.

Притягательная и жуткая в своей реалистичности и отчаянии исполненная одним из старых известных мастеров, картина.

В кабинете не было почти никакой мебели. Только массивный резной стол из черного дерева, кресло куратора полиции Гирты Хельги Тралле и черный, несгораемый шкаф с вентилем на ручке рядом с ним, почти как в иллюстрациях к детективным книжкам. На столе стояли колокольчик и письменный прибор. Все трое полицейских вошли, проследовали по скрипящему под сапогами паркету к столу и застыли в поклоне, ожидая распоряжений. Хельга Тралле подняла на них внимательный и спокойный взгляд своих серых глаз и отложила перо. Пробежала глазами докладную записку, что Эдмон Даскин положил перед ней на стол, коротко кивнула в знак подтверждения и объявила.

— Завершающая фаза. Мы приступаем к исполнению. Валентин, вы руководите операцией, завтра Герман и его люди будут в вашем полном распоряжении. Вы будете наделены моими полномочиями, договоренности, средства, методы и цена неактуальны. Действуйте по обстоятельствам в соответствии с установленными задачами.

Инспектор с мрачной готовностью кивнул в ответ.

— Лео — обратилась куратор к Фанкилю — ваше задание вам известно. Исполните его любой ценой. Ни при каких обстоятельствах не упустите ваши цели.

— Да, моя леди, это наше служение — скорбно, с поклоном, ответил рыцарь.

— Эдмон — обратилась она к Даскину — вы установили реквизит?

— Да — кивнул он с мрачной напряженной готовностью палача и убийцы.

— Хорошо — коротко ответила куратор полиции — всем: код готовности черный. Номенклатура боеприпасов и допустимых технических средств: соответствующие.

Почти ровно в шесть утра, как приказал детективу зашедший в воскресенье вечером к нему домой Фанкиль, Вертура уже был на своем рабочем месте. Сидел за столом, непонимающе смотрел перед собой с недосыпу, зевал, ожидал, что ему поручат какое-то неотложное дело. Но никакого неотложного дела, ради которого надо было приходить так рано, ему никто так и не получил. Никому ничего не поручили. Ни Вертуре, ни лейтенанту Кранкену, ни остальным служащим отдела Нераскрытых Дел.

Бессмысленное ожидание повисло в зале. Где-то неподалеку за стенами, должно быть через несколько кабинетов, настойчиво и неприятно трещал телефон, но его игнорировали. Все сидели на своих местах, прислушивались, как в длинном коридоре за дверью переговариваются напряженные голоса, как гремят двери и грохочут какие-то, как будто более поспешные, чем обычно, сапоги.