Илона Эндрюс - Магия ранит [litres]

А в курсе ли Гастек, что я прижала его подмастерье и тот напел мне о вампирах-тенях? Хотя, вероятно, я ошибаюсь, и все совсем не так.

Боно перебежал вперед, чтобы не потерять меня из виду. Зачем в принципе следить за мной после смерти Олейте? Разве что он и ей прислуживал. Тогда бы это имело смысл. Если она подкапывалась под Натараджу, могла перетянуть парня в свой лагерь.

Логично. Молодые подмастерья в цене. А с ее внешностью и силой соблазнить таких юнцов – пара пустяков.

Теперь же Боно желает отомстить. Или у спектакля иной режиссер и парень получил приказ от него?

Короче, игра не закончена. Слишком все легко и гладко, недаром мои инстинкты забили тревогу. И сейчас я получила подтверждение в лице красавчика. Что же он такого знает, о чем я еще не осведомлена? Прикинула, не поймать ли червяка и не отдубасить ли так, пока во всем не сознается. Стукнуть башкой о кирпичную стену, уволочь в темный проулок и поговорить по душам. Или еще лучше: вырубить и затолкать в тачку. Здесь никто не обратит внимания на девицу, поддерживающую под локоток перепившего спутника. Засунуть поганца в багажник и увезти в укромное местечко…

– Кейт!

В моем поле зрения возникла радостная физиономия Креста. Ах, чтоб тебя.

– А где твоя машина?

– Вот она.

Я улыбнулась. Вернее, попыталась. В последний раз с сожалением взглянув на Боно, позволила доку открыть мне дверцу и забралась внутрь. Мы еще встретимся, чувак. Я тебя из-под земли достану.

Тачка у Креста оказалась шикарной «Торпедой» цвета мокрого асфальта. Пока я устраивалась на кожаном сиденье, парень держал дверцу открытой. Наконец сел сам, и мы поехали. В салоне царила безупречная хирургическая чистота. Ни тебе грязных салфеток в держателе для стакана, ни старых счетов или мятых квитанций на полу. Приборная панель сияла. Все выглядело безупречным, если не стерильным.

– Слушай, у тебя найдется пара поношенных джинсов? – спросила я. – Знаешь, таких старых, с пятнами, которые невозможно отстирать?

– Нет. Но это ведь не означает, что я – дурной человек?

– Нет. Но ты догадываешься, что на моих джинсах имеются подобные отметины.

– Догадываюсь, – ответил он, в его глазах заплескался смех. – Однако меня интересуют не твои джинсы, а их содержимое.

Нынешним вечером тебе ничего не светит, док.

– О’кей. Просто хотела прояснить ситуацию.

Тачка помчалась вперед. Лишь изредка нам по пути попадались встречные машины с двигателями внутреннего сгорания, питавшиеся агонией технологической эпохи. По моим подсчетам, наездников на лошадях нам встретилось ровно столько же, сколько и четырехколесных средств передвижения.

Пятнадцать лет назад на дорогах были сплошные автомобили.

– И кто этот человек? – спросил Крест.

– Царь Зверей.

– Тот самый? – Он посмотрел на меня.

– Ага. Кобель-чемпион.

Вернее, котяра.

– А женщина – одна из его любовниц?

– Наверное.

Нас подрезал белоснежный «Бьюик» и втиснулся перед нами на светофоре. Крест закатил глаза. Светофор мигал, то вспыхивая, то угасая.

– Остаточная магия? – предположил док.

– Или неисправная проводка.

А наш добрый хирург, оказывается, знаком с жаргоном магиков. Интересно, откуда ему известно об остаточных явлениях?

– Может, и так. – Он затормозил у большого здания. – Приехали.

Парковщик распахнул дверцу, и я выбралась наружу.

Тачка Креста оказалась в благородной компании. Вокруг стояли «вольво», «кадиллаки» и «линкольны», из которых вылезали разодетые парочки: улыбки женщин были так широки, что губы грозили вот-вот лопнуть, мужчины раздувались от спеси.

Все направлялись к зданию.

Парковщик сел в тачку и укатил.

Мы с Крестом остались не у дел. На меня таращились. На парня, впрочем, тоже.

– Помнишь театр «Фокс»? – осведомился он, галантно подставив мне локоть.

Открыть дверцу – это одно. Повиснуть на его руке – совсем другое.

Проигнорировав жест, я направилась ко входу.

– Помню. Он же разрушился.

– Они буквально собрали обломки сооружения и возвели его заново вот здесь. Круто, да?

– То есть, вместо того чтобы построить новый театр, они перетащили сюда все слезы и страдания, которыми пропитались камни старого? Гениально.

– Прости? – Крест недоверчиво взглянул на меня.

– Переживаний и комплексов у актеров – будь здоров. Они постоянно мучаются из-за внешности, возраста и соперничества. Любая мелочь в труппе имеет огромное значение. Здание, в котором играют пьесы, точно губка впитывает эмоции, связанные с провалами, завистью, разочарованиями, и хранит все это в себе. Поэтому эмпаты посещают в основном представления лицедеев с сельской ярмарки. Атмосфера серьезных театров для них непереносима. Что за глупость – перенести сюда никому не нужный тяжеленный груз!

– Иногда я тебя не понимаю, – проворчал док. – Разве можно быть настолько сухим прагматиком?

Занятно, на какую мозоль я наступила, что мистер Спокойствие встопорщил иголки?

– Но были ведь и положительные эмоции, – раздраженно продолжил он. – Триумфы, наслаждение великолепными спектаклями, простая радость, наконец.

– Верно.

Мы вошли в полутемный вестибюль, озаренный, несмотря на наличие электрических ламп, факелами. Людская река текла к двойным дверям, расположенным как раз напротив.

Мы влились в поток зрителей и вскоре очутились в просторном концертном зале с рядами красных кресел.

Надо сказать, что на нас обращали внимание. Крест выглядел довольным. Мы оказались в центре всеобщего интереса: высокий красавчик с необычной спутницей в приметном платье, да еще со змеящимся шрамом на плече. Парень игнорировал тот факт, что толпа меня угнетает, и я даже прихрамываю. Намекнуть ему? Нет, будет только хуже.

Я старательно улыбалась, отчаянно сохраняя душевное и физическое равновесие.

Мы добрались до ряда примерно посередине зала, и я перевела дух.

Сидеть – это вам не стоять.

– Кого ждем? – спросила я.

– Айвишу, – многозначительно ответил Крест.

Что еще за Айвиша?

– Сегодня закрытие сезона, – разливался он. – В городе становится жарковато. Я и не надеялся, что она согласится выступать. Однако импресарио заверил, что проблем у нее не возникнет: ей поможет остаточная магия.

Я покорно молчала, откинувшись на спинку кресла. Вокруг степенно рассаживалась аудитория.

Возле нас остановилась пожилая женщина в белоснежном платье, сопровождаемая спутником – еще более престарелым, чем она сама. Крест вскочил.

Господи, мне ведь тоже полагается встать. Поднявшись на ноги, я с вежливой улыбкой вытерпела ритуал расшаркивания. Док принялся болтать с теткой, а мы с ее кавалером вместе тихонько страдали. Наконец, они убрались.