Мария Бородина - Завтра я стану тобой

Повозка – мой способ вернуться назад.

Задолго до того, как мрак выветрился из головы, а веки распахнулись, нос учуял дурманящий запах вытяжки из валерианового корня. Он плавал вокруг, то накрывая терпкой оскоминой, то робко отступая. Зловещей тишины больше не было: вокруг шуршали чужие шаги.

– Вы считаете меня некомпетентной, госпожа Стоун? – прорезался сквозь темноту знакомый голос, который я не смогла сразу соотнести с внешностью.

Мурашки, вздыбив волосы, побежали по телу. На лбу проступил ледяной пот. Стоун рядом! Значит, свершилось самое страшное, и на лучшее можно не надеяться… На всякий случай, я решила не открывать глаза раньше времени. Может быть, удастся понять, что к чему, из разговора. Не стану же я расспрашивать начальницу, что творила Элси?

– Я считаю, – ответила госпожа Стоун, – что даже хорошие специалистки могут быть невнимательны. Иногда. Посмотрите её ещё раз, госпожа Гир.

Ситуация прояснялась. И как я сразу не признала чернокнижницу Гир, специалистку по науке безумия? Госпожа Гир работала в изоляторе для безумцев и приходила в амбулаторию лишь в определённые дни, по графику. Занемогших её профиля здесь водилось мало, да и те, как правило, не признавали свой недуг. Возможно, то, что она оказалась на месте сейчас, сыграет мне на руку.

– Я смотрела уже три раза, – возмутилась Гир. – И потратила немерено сил. Вердикт каждый раз был одинаков, и я не понимаю, почему вы во мне усомнились. Я – пожилая женщина, и мои резервы не безграничны, прошу меня извинить.

– Как вы объясните то, что с ней произошло? – коварно процедила Стоун. Её тон убивал надежду на лучшее. – Надеюсь, теперь понятно, почему я вам не верю?

– Не всегда причина странному поведению – безумие, – Гир твёрдо стояла на своём. – Сбои в тонких материях часто возникают при сильном переутомлении. И в состоянии стресса. Вы сами изучали науку безумия и знаете, как могут вести себя занемогшие под влиянием травмирующих обстоятельств. Кардинальное отличие от безумия состоит в том, что эти изменения полностью обратимы.

Полностью. Обратимы. Какие чудесные слова: как музыка. Как бальзам на душу. Выходит, если Элси мне померещилась, у меня есть шанс вернуться к нормальной жизни?

Стоп. Девочка не могла быть пустой иллюзией. Она есть, как бы прискорбно мне ни было. Слишком многое Элси оставила после себя в этой реальности.

– И всё-таки, – Стоун сменила гнев на милость, – посмотрите её ещё раз.

– Какой в этом смысл?

– Вы работаете у меня, – заявила Стоун. – И я здесь решаю, кому и чем заниматься. Где есть смысл, а где – нет, определять тоже только мне. Поэтому не…

Её речь прервал скрип на высокой ноте. Уши засаднило так, что я едва не выдала себя. Потом раздался глухой стук, и сквозняк пробежал по полу, как рассерженная кошка.

– Моё почтение, Гэйхэ, – дружелюбно сказала госпожа Гир.

– Госпожа Василенко, – недовольно прокаркала Стоун, – прошу вас покинуть кабинет.

Я едва удержалась, чтобы не рявкнуть от досады. И сюда добралась, нехорошая женщина! Василенко всегда там, где раздают свежие сплетни. Неизвестно, что лучше: если она останется в кабинете, или если Стоун проводит её пинком. В первом случае Василенко узнает о произошедшем, и назавтра вся амбулатория будет обсуждать, что у Альтеррони уехала крыша. Во втором – додумает то, чего не услышала, и тоже всем расскажет.

– Я лишь хотела узнать, – суетливый голос госпожи Василенко елозил наждаком по нервам, – всё ли в порядке.

– Всё отлично, – заключила Стоун. – Идите.

– Моя помощь не нужна? – не унималась Василенко.

– В самую последнюю очередь, – выдавила Стоун сквозь зубы.

Я готова была вскочить и расцеловать Стоун. В такие моменты она меня восхищала.

Дверь обиженно хлопнула, оборвав поток сквозняка. Гомон голосов, доносящихся из коридора, затих, превратившись в густую тишину.

– Я прошу вас, – продолжала Стоун. – В последний раз. Просто по человечески.

– Хорошо, – прозвучал смиренный ответ Гир. – Но вы не увидите ничего нового.

Ледяная, колючая волна коснулась кожи и понеслась по телу вверх. Запах сухого бессмертника и могильной земли окутал меня, как старое одеяло. Несмотря на тёмные ассоциации, аромат заклятий Гир понравился мне больше, чем мой. В нём сквозило что-то вечное, умиротворяющее. Что-то, перетягивающее, вопреки законам времени и мироздания, в тёплые деньки детства. Так пахнет время. Ностальгия по прошлому. И воспоминания, заключённые в детских рисунках и одиноких фотографиях из альбома.

– Она не безумна, – заключила Гир через пару минут, и у меня отлегло от сердца.

– Этого просто быть не может! – снова возразила Стоун.

– Это факт, – настаивала Гир. – У безумцев аура разделена на два чётких слоя. У госпожи Альтеррони – совершенно нормальная аура. Немного искрит, правда. Должно быть, её что-то сильно волнует.

– Вот только не надо мне сейчас про стресс, – Стоун снова взялась за своё. – В изолятор её.

– Не имеем распоряжения изолировать здоровых, – отрезала Гир.

– Она не здорова!

Ну, это уже слишком!

Я распахнула глаза. Первое, что увидела – белый потолок с аккуратными канделябрами. Когда я повела головой, он закачался, и взгляду явились стены кремового окраса. Я сидела в кресле, в кабинете госпожи Стоун. Слава Покровителям, кроме начальницы и Гир никого поблизости не обнаружилось. Меньше свидетелей – меньше последствий.

– Вы так хотите изолировать меня, госпожа Стоун, – проговорила я сухими губами, – что готовы пренебречь вердиктом титулованной специалистки по науке безумия?

Обе женщины замерли, растерянно поглядывая на меня. Абсолют внезапной тишины настораживал и пугал. Возможно, сейчас я подписывала себе смертный приговор. Но, вероятнее всего – лишала себя любимой и стабильной работы. Нет, не так. Лишила.

Но я не могла иначе. Когда твоя лапа в капкане, единственный способ спастись – резать по живому.

– Я не стала бы заговаривать первой, госпожа Альтеррони, – Стоун развернулась в кресле и бесстрастно взглянула на меня. – Особенно после того, как несколько минут назад вы нанесли мне оскорбление.

– Оскорбление? – я подняла бровь. – Да что вы такое говорите!

– Вы назвали меня дочерью нефилимской, – Стоун оперлась локтями на стол. – И сказали, что я глупа, как моя мамаша, которая, якобы, полукровка. Или будете это отрицать?

Слова Стоун были подобны острым пикам. И означали они одно: Элси вышла на тропу войны. Она решила свести меня со света. Или подтолкнуть к самоубийству. Ни то, ни другое не сулило ничего хорошего.

– С каких это пор нелестное слово указывает на безумца? – отчеканила я, не зная, как принять новость.