Мария Бородина - Завтра я стану тобой

Шаг. Ещё один. Половицы натужно поскрипывали под ногами. В какофонию ароматов вмешался смрад рассыревшего дерева. Стены, казалось, подступили ещё ближе. Надвинувшись, стиснули по бокам и спёрли дыхание.

Острый луч рассветного солнца прополз сквозь окошко под потолком и неожиданно ударил по глазам. Я откинулась на стену, пытаясь совладать с собой и загнать назад подступившие слёзы. Бросила взор в тот отрезок коридора, из которого шла, но увидела лишь узкую чёрную линию. От всепоглощающей темноты закружилась голова.

Но на этот раз головокружение было слишком знакомым.

Темнота коконом сгрудилась вокруг. Облизала плечи, как кошка. Поглотила пятно платья и кончики пальцев, белеющие в полумраке. И заштопала щели под потолком чёрными лоскутами.

***

Когда затхлость развеялась и опреснела, сомнений, что происходит самое страшное, не осталось. Темнота не рассеялась. Я снова обнаружила себя в теле Элси. Я сидела на разобранной постели, сминая в ладони открахмаленный пододеяльник. Голову распирал грохот, шум и свист. На губах остывал вкус подслащённого молока, а в сердце поднимала крылья тревога.

– Кто здесь? – произнесла по привычке, дабы убедиться, что голос мне больше не принадлежит.

Звук подпрыгнул и ударился о потолок. Осколки полетели по углам, расслаиваясь и множась. Сколько нового я замечала, когда меня переносило в чужую ипостась. Перед Элси разворачивался совсем другой мир: чуждый, пронзительный, полный странных ощущений и обострённых звуков. Каждый раз, оказываясь тут, я убеждалась, что человека определяет не только душа, но и тело.

Поднявшись с кровати, я сделала несколько шагов вперёд и упёрлась в стену. Проползла по ней пару метров и навалилась на знакомый подоконник. Шероховатое дерево больно упёрлось в живот. Пожалуй, стоит помолиться Покровителям, чтобы у Элси хватило ума увести моё тело из опасного места. И не потерять ключи. Я представила, что может случиться, если кто-то обнаружит открытую дверь и решит её запереть, и во рту разлилась терпкая горечь. Да и Линсен вот-вот вернётся за пиджаком. Что он подумает, не найдя ни ключей в кармане, ни меня в номере?

И почему прыжок всегда происходит в самый неподходящий момент?!

– Почтенные Покровители! – промолвила я писклявым голосом и услышала, как звук стукнулся в стекло, заставив его едва уловимо завибрировать. – Во славу и вечную память ваших имён пою. Простите дерзость мою. Научите приятию, смирению и скромности. Оградите от бед разных и уберегите от искушения Разруши…

Тишина задрожала. Я замерла, раскрошив о язык последние слоги, и навострила уши. В голове шумело, но внешние звуки отчётливо пробивались сквозь помехи. Кто-то приближался. Осторожные шаги за дверью звучали всё громче.

– Элсарио? – произнесла я вопросительно.

И тут же опомнилась: вряд ли. У Элсарио шаги твёрдые, требовательные. Он хорошо знает цену себе и своему присутствию. Эти же шажочки звучали жалко, полушёпотом. Должно быть, их хозяин и разговаривает вполголоса. Если он вообще умеет говорить.

По ту сторону двери загромыхали ключи. Скреблись долго и настойчиво, словно мой визитёр был пьян и никак не мог попасть в скважину. Наконец, замок натужно щёлкнул. Петли застонали, и дверь отворилась, громко врезавшись в стену.

– Ты кто? – спросила я тихонько. – Зачем пришёл ко мне?

Тишина стала гуще и напряжённее. Молчание натянулось, как шёлковая нить, о которую можно обрезаться до крови. Страх неопределённости сковал мышцы. Дыхание затаилось в груди пугливой птицей, а во рту появился металлический привкус. Тот, кто пришёл ко мне, явно не был настроен на разговор. Что он хочет со мной сделать? Убить? Опорочить?!

– Уходите! – взвизгнула я, пятясь вдоль стены. – Я буду кричать!

Два стремительных шага прорвали тишину, как выстрелы. По коже скользнуло отдалённое тепло чужого тела. Гость стоял передо мной на расстоянии шага. Я слышала его мерное дыхание, но смелости протянуть руки навстречу не хватало. Не получилось бы и убежать прочь – искать здесь спасение бесполезно. Маленькая комнатка с единственной дверью и окно, подёрнутое деревянными жалюзи – вот клетка девочки Элси. Ещё у Элси были слепота и слабость. И нарастающий шум в голове, так похожий на грохот повозки.

Незнакомец коснулся моих губ пальцем, призывая не кричать. Шероховатая ладонь скользнула по волосам, приглаживая чёлку. А потом шаги начали отдаляться, как ни в чём не бывало.

Я перевела дыхание. Спёртый воздух засвистел в горле. Интересно, что ему было нужно? Просто посмотреть, как я тут обитаю? Может, еду притащил? Но я не слышала стука тарелок и приборов.

Шаги звучали всё тише, постепенно сливаясь с тишиной. Отдалялись столь же робко и неуверенно, пока совсем не смолкли.

И лишь когда мёртвая тишь затопила комнату, лишая слуха, я поняла, в чём крылась соль.

Я не слышала, как незнакомец запирал дверь. Он освободил меня.

Натыкаясь на полки и тумбочки, я доковыляла до двери. Опасливо накрыла ладонью ручку и повернула её. Дёрнула дверь на себя, разбрасывая колючие щепки. Сквозняк, пронзительно завывая, ворвался в щель и просвистел по ногам.

Я жадно глотнула воздух, льдистый и сладкий на вкус. И покачнулась, едва не упав. С каждым движением грохот и лязг в голове усиливались, спускаясь в нижний регистр, а ноги становились слабее. Там, за дверью, лежала слепая свобода девочки Элси. То, чего она желала всем сердцем, но не смела взять.

Я могла бы броситься в распахнутые двери и убежать в слепую темноту, не разбирая дороги. Могла бы закричать, позвать на помощь, и неизбежно вернуться в заточение. Одно мешало мне довериться инстинктам: я не знала, чего ждёт от меня Элси. И не смела её подвести.

Приоткрыв дверь, я вынырнула в прохладную наружность. Тут же навалилась на стену, опасаясь потерять ориентиры. Под пальцами заскользил гладкий и холодный материал, совершенно не похожий на декоративный. Вроде шлифованного камня, затушёванного поверх слоем краски.

– Есть здесь кто-нибудь? – робко позвала я.

Ответа не последовало. Лишь ветер, взвыв, прокатился по полу, словно неподалёку распахнули окно.

Проглотив страх вместе с колким вкусом свободы, я заскользила вдоль стены. И через несколько шагов обнаружила в ней массивную дверь. Доски, из которых она была сколочена, оказались неотёсанными и иглистыми. Поперечные металлические перемычки стискивали их, прижимая друг к другу. Непонятным холодом веяло из щелей. Живым, но мёртвым.

Собравшись с духом, я ухватила ручку и подёргала. Ледяной металл обжигал пальцы. Дверь не поддалась: лишь скрипнула, будто усмехаясь. Может, оно и к лучшему. От одной мысли о том, что может за нею прятаться, лодыжки начинали трястись и подгибаться.