Ричард Кэдри - Сэндмен Слим [litres]

– Ерунда. К утру все будет в порядке.

– У меня есть запас алоэ, если надо.

Я качаю головой.

– Спасибо, обойдусь. Один-два новых шрама не испортят мое смазливое личико.

– Это точно.

– Карлос, ты всегда такой вежливый? Я сюда не за этим пришел. Я и сам знаю, что далеко не Стив Маккуин [83].

– Моя девушка его обожает. Повезло, что он уже умер, иначе у меня возникли бы проблемы.

Я поднимаю стакан с «Джеком Дэниэлсом».

– За парней, которые красивее, чем мы. Пусть все они сдохнут первыми.

Карлос берет свой стакан, чокается со мной, и мы выпиваем.

Неожиданно мой телефон звонит. Впервые с тех пор, как я его купил. Сначала я даже не понял, что это за звук. Как будто в карман моей толстовки забралась крыса и устроила там истерику. Я достаю телефон и не сразу соображаю, что нажать, чтобы ответить.

– Алло?

– Джимми?

– Кто говорит?

– Это я. Черри. Мне сказали, ты был в магазине. Сначала я даже не поверила.

– Поэтому ты звонишь тому, кого считала мертвым?

– Я звоню, потому что мне нужна твоя помощь. Раз уж ты все-таки жив.

С минуту я молчу, дожевывая кусок энчилады.

– Джимми?

– Не называй меня так. Мне это не нравится.

– А как тебя лучше звать?

– Парнем, которому ты помогла отправиться в Ад на одиннадцать лет мучений. – Я встаю и иду к музыкальному автомату, продолжая тихо говорить: – Парнем, который всерьез подумывает украсить твой магазин твоими же внутренностями.

Теперь ее очередь молчать.

– Я понимаю, что ты в бешенстве.

– Слово «бешенство» – это бледная тень того, что я чувствую.

– Я слышала о твоей драке с Паркером.

– Кажется, об этом уже знают все.

– Ты в курсе, что Джейн-Энн умерла?

– Когда?

– Прошлой ночью. Ее убил Паркер. По крайней мере, мне так сказали.

– Так вот почему тебе понадобилась моя помощь. Я иду к Джейн, и Паркер тут же убивает ее, чтобы она не успела рассказать мне, как подобраться к Мейсону. Ти Джей и Касабян уже вне игры. Осталась только ты.

– Ты мне поможешь?

– А какая мне от этого польза?

– Я знаю, как найти Мейсона.

Я возвращаюсь к бару, где музыка звучит потише. Мне не хочется ничего упустить.

– Я тебе не верю.

– Никто не может найти его, потому что он не в нашей реальности. Он где-то в другом месте. Но я подумала, если ты сумел сбежать из Ада, то сможешь найти способ добраться и до него.

– Откуда мне знать, может, Мейсон стоит сейчас рядом с тобой и слушает, о чем мы говорим?

– Откуда мне знать, может, ты выстрелишь мне в спину, как Паркеру, после того, как я скажу тебе, где Мейсон?

Мейсон или Черри. Если она говорит правду, то выбора нет. Особенно после того, что случилось сегодня. Конечно, я был бы не против разбить носы каким-нибудь любопытным старостам Саб Роза, но глупо нарываться на лишние неприятности, когда за мной уже охотятся Паркер с Мейсоном.

– Ладно, – отвечаю я. – Сделка есть сделка. Когда и где мы встретимся?

Она замолкает на несколько секунд, затем говорит:

– Кто-то идет. Перезвоню попозже.

Я прячу телефон в карман и возвращаюсь к еде. Карлос уже успел заново наполнить мой стакан.

– Дай угадаю. Ты разговаривал с женщиной. Для этого даже необязательно слышать слова. Все дело в тоне, – говорит он. – Они звонят, когда им что-то от тебя надо, и бросают трубку в самый неожиданный момент.

– Это не только женское. Это человеческое. С ними невозможно жить. И нельзя всех убить.

Я продолжаю есть и думаю о Черри. По телефону ее голос звучал взволнованно, но я не могу быть в этом полностью уверен. Полагаю, мое новое паучье чутье не работает через телефон. Но если она хочет меня подставить, не было бы разумней предложить время и место встречи немедленно? Так можно ходить кругами до бесконечности, выискивая тайный смысл в каждом слове и паузе разговора. Если меня подставляют, я хочу прийти во всеоружии, чтобы не заглотить очередной паркеровский файербол. В подобной ситуации я обычно обращаюсь к Видоку за советом или защитным заклинанием. Но сегодня не самый подходящий для этого день.

Через минуту я замечаю, что музыка сменилась. Вместо полинезийских барабанов и птичьего щебета звучит нечто более мрачное. Медленные басовые ноты, хриплый саксофон. Почти сразу вступает вокалист.

Я иду к музыкальному автомату, чтобы посмотреть, кто это поет. Том Уэйтс, «Элис».

– Кто поставил эту песню?

Я поворачиваюсь и оглядываю зал. Еще слишком рано, и народу не много. За столами всего человек десять.

– Кто поставил эту песню?

Никто не отвечает. Мое сердце колотится. Я возвращаюсь к бару, внимательно глядя в зал, но совершенно не понимаю, что делать. Хочется начать расшвыривать мебель и людей, но второе за день нападение на гражданских – это будет уже слишком.

– Ты видел кого-нибудь у музыкального автомата? – спрашиваю я Карлоса.

– Прости, дружище. Не видел. Я даже не подозревал, что у нас есть такая песня. Никогда ее раньше не слышал. Обслуживающие автомат люди меняют время от времени мелодии, когда приходят опустошать ящик с монетами.

– Когда придут в следующий раз, попроси ее убрать.

– Как скажешь. На, выпей еще.

Карлос наливает мне в стакан и ставит бутылку рядом. После чего зачем-то вынимает из-под прилавка бейсбольную биту.

– Свалил на х…й, рулачо [84], – слышу я чей-то голос. – Тебя это не касается.

Я оборачиваюсь и вижу у двери одного из тех самых скинхедов с рукой на перевязи. Он решительно идет к стойке бара – высокий, темноглазый и самоуверенный, – но повышенное сердцебиение говорит о том, что ему страшно. Нацист с перевязью не спускает глаз с Карлоса и его биты.

– Блют Фюрер хочет тебя видеть, – говорит он мне с легким кивком.

– Кто блюёт?

– Блют Фюрер, – поясняет Карлос, – «Кровавый вождь» по-немецки. Он главный у этих нацистских уродов.

– Заткнись, мексикашка. Белые люди разговаривают.

Одной рукой я беру скинхеда за горло и крепко его сжимаю. То, что нужно, чтобы снять напряжение! Наконец я его отпускаю, и скинхед падает на пол. Вот тебе и самоуверенный, и высокий.

– Блют Фюрер, – хрипит он.

– В смысле Кровавый Вождь? – переспрашиваю я. – И давно вы, ребята, пристрастились к игре «Подземелья и драконы»? Передай своему кровавому пердуну, что он может поцеловать меня в задницу.

Гиммлер хватается за барный табурет и встает на ноги.