Брайан Эвенсон - Последние дни. Павшие кони [сборник litres]

В голову ворвалось множество возможных ответов. Например, «Кто вы?». Например, «Где я?». Например, «Что я здесь делаю?». «Я пленница?». Или «Отпустите меня немедленно». Или…

Она такого не сказала.

– Привет, – сказала она.

Мужчина улыбнулся.

– Уверен, у тебя много вопросов, – сказал он. – Например, кто я? Где ты? Что ты здесь делаешь? Ты пленница? Я вынужден попросить тебя проявить терпение и пока подождать.

Она закрыла глаза. Этот мужчина – или любой мужчина, раз уж на то пошло, – не должен так прямо повторять то, что у нее в голове. «Это что, сон? – спросила она себя. – Я сплю?»

Когда она открыла глаза, мужчина был на месте. Он убрал ладони с коленей и теперь аккуратно положил их ей на руку. Секунду она не могла сообразить, на правую или левую. «Я что, умерла?» – спросила она себя.

– Ты в порядке? – спросил он, потом снова улыбнулся, прежде чем она смогла ответить. – Конечно да. Почему нет?

– Где, – наконец выдавила она, – где я?

Он легонько сжал ее правую или левую руку и сказал:

– Тихо. – А потом, после долгой паузы, добавил: – Ты здесь.

«Но где? – спросила она себя. – Где здесь?»

Со временем этот мужчина – или другой, но очень на него похожий, хотя все равно не похожий на того, что вел машину, – ослабил ремни. Ей позволили растереть запястья, чтобы циркулировала кровь. А потом ремни снова затянули.

В первый раз она сопротивлялась, и тогда пришел другой мужчина, почти неотличимый от первого и второго, прижал ее плечи к кровати, пока другой затягивал ремни. При этом он обнажил зубы. После этого она позволяла затягивать ремни без сопротивления.

А потом закончилось и это. Однажды один из мужчин ослабил ремни и не стал их затягивать. А потом ушел.

Какое-то время она лежала в кровати и растирала запястья, но вот к ним вернулись все ощущения, какие она могла выдержать, и она больше не видела смысла их растирать.

Она встала с кровати. Ноги ослабели и больше походили на палки, чем на ноги. Она не могла уйти далеко, но умудрилась дойти до двери, положить руку на ручку и повернуть.

Только та не повернулась. Заперто.

А потом однажды стало не заперто. Она повернула ручку, и дверь открылась, и она увидела, что та ведет в простой незамысловатый коридор.

В первый день она просто выглянула в коридор, а потом закрыла дверь и села на кровать, пока руки лежали на коленях без движения, как две мертвые птицы.

Пришел мужчина, как приходил каждый день, и принес еды, сел на стуле, втиснутом рядом с кроватью, пока она ела. Потом забрал миску, ложку и унес за дверь.

Когда он открыл и закрыл за собой дверь, она подождала, прислушиваясь к звону ключей, шороху язычка в пазе. Для нее это был трудный момент, и она чуть не вскрикнула. Но так ничего и не услышала, и – хотя опасалась, что у него только один ключ, потому он не звенит, что замок недавно смазан и потому бесшумный, как рыба в глубине, – когда она наконец смогла заставить себя встать и снова повернуть ручку, то обнаружила, что дверь по-прежнему не заперта, и ее переполнило облегчение.

Точнее сперва переполнило облегчение. Потом она начала думать, что если дверь оставили открытой, значит, хотели, чтобы она вышла, и это какая-то ловушка.

А может, говорила она себе, они ошиблись не один раз, а два, так что завтра дверь опять будет закрыта, и впредь закрыта навсегда.

«А может, – сказала она себе, – я вовсе не пленница».

Но тем не менее, зажатая между двумя вариантами, она несколько часов колебалась между тем, чтобы остаться в комнате, и тем, чтобы выйти. В конце концов лишь ненадолго вышла в коридор и огляделась – сперва посмотрела в одну сторону, потом в другую.

Свет был слабый. Коридор казался одинаковым в обоих направлениях и продолжался, сколько хватало глаз. Через несколько минут она вернулась и снова закрыла за собой дверь, потом села на кровать и стала ждать.

Чего она ждала, сама не знала, но в любом случае не дождалась ничего. А если чего-то и дождалась, то не поняла.

Они продолжали приходить, как и раньше, приносить еду, приносить воду, сидеть на стуле, втиснутом рядом с кроватью. Все казались на одно лицо, или почти, и она не знала, сколько человек за ней присматривает. Может, всего двое или трое, а может, и несколько десятков.

Они приходили и уходили, а потом она шла к двери, выходила в коридор и смотрела сперва в одну сторону, а потом в другую. Потом возвращалась в комнату, ложилась на кровать и не понимала, что с ней не так, почему она не может заставить себя уйти.

А потом в какой-то из дней, если это был день, мужчины не пришли. Она ждала, что ей принесут еду, но ничего не принесли. «Возможно, – думала она про себя, – у меня что-то случилось с головой, и я перепутала время». И принялась ждать дальше. Ждала, пока ей принесут воду, и воду не принесли. Только когда горло пересохло, а язык приклеился к зубам, она признала, что нет, с головой ничего не случилось, что проблема снаружи, в них. Проблема в том, что ее бросили.

«Сколько раз в жизни меня бросали?» – задавалась она вопросом, и не могла не думать, что слово «брошена» написано не на одном или двух моментах ее существования, но жирно намалевано на всей жизни в целом.

Она снова подумала о мужчине в машине, как он вез ее много миль, и как, без объяснений, сперва запретив ей выходить, сам вышел из машины и бросил ее, и погиб.

Только что, если он пытался ее не бросить, а спасти? Что, если ушел из машины, чтобы ей хватило воздуха? Чтобы она выжила? Есть ли какая-то разница? Он ведь все равно ее бросил, правда же, хоть и для того, чтобы спасти?

И кто знает, не это ли случилось с новыми мужчинами? Если она пойдет по коридору, тоже найдет их с ободранными, голыми или переломанными телами, погибшими ради нее, хотя она не знала, почему? Она наконец поняла: ей страшно идти по коридору. Страшно из-за того, что она там увидит.

«Ну и мысли», – думала она. Но уже начинало казаться, будто те не принадлежали ей.

А потом в какой-то момент она то ли умерла, то ли как будто умерла, и потом уже была не в состоянии сказать, что именно с ней случилось, если случилось. Возможно, жизнь ее покинула, а потом вместо жизни медленно подкралось что-то другое. А возможно, она перешла с одного уровня жизни на другой, а потом еще дальше, и ее присутствие в мире меркло и меркло, но все же как-то сохранялось. Не важно, что именно с ней случилось. Важнее, что с ней в итоге стало.