А. Риддл - Пандемия [litres]

Он взял Пейтон за руку.

– Поехали домой.

Эйвери в изумлении смотрела из кабины пилота на Испанию: территория страны погрузилась во мрак за исключением редких огней там, где предположительно находилась Барселона. Самолет Красного Креста не преследовали истребители, авиадиспетчеры даже не пытались их вызвать. Оставалось только гадать, что происходило внизу и сколько людей там выжило.

На штурманском экране появилась точка назначения – Шетландские острова, северное побережье Шотландии. Эйвери впервые слышала об этом месте. Интересно, что скрывается за GPS-координатами, полученными от Десмонда? Спутниковая карта показывала сплошной лес. Западня? Скорее всего, но иного выбора у нее не было.

Эйвери включила автопилот, встала, размяла ноги, оглянулась на пассажирский отсек. Десмонд и Пейтон лежали в спальных мешках лицом вверх. Пейтон прильнула к бывшему бойфренду.

Блондинка прислонилась к двери, не сводя взгляда с пары. Скоро придется принимать решение.

11 сентября 2001 года Десмонд с Пейтон сидели в ярко освещенной гостиной домика в Пало-Альто и, не веря своим глазам, смотрели новости. Телеканал в реальном времени передавал картинку с Манхэттена. Люди в небоскребах горели заживо, как семья Десмонда в тот день 1983 года. Однако на этот раз трагедия разразилась не из-за природного бедствия. Она была делом человеческих рук, актом запредельного зла, безжалостной бойней невинных.

– Мир свихнулся, – сказал Десмонд.

– Не могу не согласиться.

Фондовый рынок не работал до 17 сентября – такого перерыва не было со времен великой депрессии 1933 года. Когда биржа вновь открылась, курс акций ухнул вниз на 684 пункта, – небывалое в истории суточное падение. Индекс Доу Джонса для промышленных компаний упал на четырнадцать процентов, индекс S&P – почти на двенадцать. За одну неделю курсовая стоимость ценных бумаг сократилась на 1,4 триллиона долларов.

В то время, как другие сбрасывали американские ценные бумаги, Десмонд их покупал. Он вновь воспользовался своим методом оценки успешности компании: есть ли у владельца нюх на то, чего жаждут потребители, насколько крепка финансовая дисциплина. Десмонд прикупил акций Amazon и Apple.

Каждый вечер новости были полны сабельного звона: мир готовился к войне. Десмонд тоже был вне себя от гнева и подумывал, не записаться ли в Агентство национальной безопасности или ЦРУ. Но энергии едва хватало, чтобы вставать с кровати. С каждым месяцем ему становилось все хуже.

Пейтон это видела и не находила себе места.

– Может, создашь собственную компанию?

– И что она будет делать? Зачем? Какой смысл? У меня нет идей. И желания нет.

– Ты мог бы запустить бесприбыльное общество, фонд помощи детям. Что-нибудь, что тебя увлечет.

Десмонд обдумывал это предложение несколько недель, наводил справки, даже устроился работать волонтером в дом для бездомных подростков в Сан-Хосе. Занятие помогало убить время, но не более того. Глубоко в душе Десмонд знал истину: он никогда не сможет любить Пейтон так, как она любит его – с безрассудной легкостью. Она не заслуживала такого отношения.

Летом 2002 года Десмонд опять пришел на прием к доктору Дженсону.

– Ничего не помогает.

– Лечение требует времени, Десмонд.

– Я пытался достаточно долго. Хожу к вам больше двух лет. Перепробовал таблетки, спортзал, благотворительность… а чувствую себя ни на каплю лучше, чем в тот день, когда пришел к вам впервые.

– Поймите, каждая личность имеет свой эмоциональный диапазон. Просто ваш… сильно ограничен. Вполне возможно, что двух лет недостаточно.

– Хотите знать, как я на самом деле себя чувствую?

Дженсон приподнял брови.

– Виноватым.

Психотерапевт ничего не понял.

– Я виню себя в том, что не способен сделать ее счастливой, как она того заслуживает, а сама она никогда меня не бросит.

Вернувшись домой, Десмонд собрал вещи. Аккуратно сложил подарки Пейтон в большой сундук. Отсканировал все фотографии, распечатал их, а оригиналы вернул в рамки. Потом сел в гостиной и стал ждать. Когда Пейтон пришла, они присели на диван в метре друг от друга. Девушка сильно нервничала, понимая, что вот-вот случится что-то ужасное. Десмонд произнес вслух слова, которые репетировал не один раз.

– Я представляю себе, какой ты станешь через несколько лет. Ты сидишь на крыльце и пьешь вино из бокала, наблюдая за бегающими по двору детьми. Твой муж возится с грилем. Он играет во дворе с детишками, точно зная, что делать, потому что сам в детстве играл во дворе со своим папой, который его любил. Вы садитесь ужинать, и твой муж прекрасно понимает, как с тобой обходиться, потому что вырос с настоящими родителями, которые любили друг друга. Он читает детям книгу перед сном, потому что так когда-то делали его отец и мать. Когда дети шалят, он инстинктивно понимает, что следует предпринять, – не потому, что прочитал об этом в книжке, а потому, что так с ним обращались в нормальном доме, где он рос. Твой муж любит тебя, любит детей. Ведь он способен любить, его не носило всю жизнь от одной утраты к другой. Жизнь ваша не идеальна, но ей и не требуется быть идеальной, потому что никто из вас не душевный калека.

– Десмонд, мне наплевать…

– Я знаю, ты говоришь правду. Ты не оставишь меня, куда бы ни привела нас общая дорога.

– Именно.

– Но я этого не допущу.

– Десмонд!

– Ты слишком дорога мне. Ты заслуживаешь счастливой жизни.

– Я и так счастлива.

– Не так, как хотела бы.

Пейтон обняла его и горько заплакала.

– Прости.

– Прошу тебя, не уходи.

– Я останусь до утра.

Пейтон заглянула ему в глаза.

– Останься хотя бы до понедельника. Пожалуйста!

Он уступил. Во всей его жизни не было дней более мучительных и безрадостных, чем эти последние три дня. Они занимались любовью каждую ночь и по два раза на день. Прощание растянулось надолго. И оно доставляло огромную боль, – даже он ее чувствовал. А уж о Пейтон и говорить было нечего.

В понедельник утром, когда Десмонд вышел на крыльцо, она сжала его в объятиях с такой силой, что чуть не затрещали ребра.

Он чуть-чуть отодвинул ее от себя, чтобы заглянуть в глаза.

– Сделаешь кое-что для меня?

– Что угодно.

– Не жди. Устраивай свою жизнь.

Опять хлынули слезы.

Час спустя Десмонд снова был в дороге с жилым прицепом на буксире.

Сначала он остановился в Йосемитском национальном парке, потом в Секвойе, пешком прошел Долину Смерти. По ночам читал. Долго напряженно думал, что делать дальше. С каждым днем решение принимало все более ясные очертания. Раз уж не получилось спасти себя самого, надо спасать других. Ради такой цели можно еще пожить и постараться. Предложение создать некоммерческую организацию или детский фонд было в принципе правильным, но ему хотелось намного большего – изменить мир, сделать его таким, чтобы детям не приходилось переживать то, что выпало на его долю.