Роберт Беннет - Город чудес [litres]

Сигруд чувствует привкус крови. Он пытается улыбнуться.

– Ты… ты отлично справилась, – шепчет он.

– О нет, – говорит Ивонна.

Мальвина лежит на черной лестнице, избитая и окровавленная, на грани обморока. Она знала, что будет трудно. Но не настолько.

Она поднимает взгляд и видит, как Ноков протыкает одного из божественных детей всего лишь пальцем, как рапирой, а потом поворачивается, хватает другого, летающего в воздухе, и запихивает в свою огромную черную пасть. Мальвина медленно осознает, что осталась одна – Ноков оказался слишком сильным, слишком текучим, слишком переменчивым, слишком мощным, чтобы они хоть оцарапали его.

– Я думал, это доставит мне больше удовольствия, – говорит Ноков. Он поднимает палец, с которого свешивается божественная дочь, и засовывает ее в рот. – Но ни один из вас даже не смог бросить мне вы…

Тут Ноков внезапно выпрямляется, словно только что услышал какой-то ужасный звук. Он поворачивается и глядит на город внизу.

– Нет, – шепчет он. – Нет, нет! Не Мишра, только не Мишра!

В этот момент Мальвина собирает все силы и применяет трюк, который готовила вот уже какое-то время. Она хотела сделать это раньше, но Ноков был слишком скользким, слишком быстрым – а теперь сидит как статуя и пялится на город в смятении.

Молния – любопытная штука. Большинство молний бьют от тучи к туче, пляшут в воздухе. Если бросить взгляд в прошлое и выбрать случайное место в небе, задавшись вопросом, сколько раз, допустим, один кубический фут воздуха подвергался воздействию молнии, количество таковых окажется чрезвычайно высоким – а кумулятивный электрический заряд будет по меньшей мере немыслимым.

Мальвина сосредотачивается и отслеживает все молнии, которые когда-либо проходили через пространство, ныне занимаемое головой Нокова.

Она сосредотачивается еще сильней и делает так, что прошлое и настоящее переплетаются, лишь самую малость.

Череп Нокова вспыхивает ярче миллиона солнц. Вспышка такая сильная, что его бросает вперед, и он срывается с лестницы, как будто им выстрелили из пушки, оставляя за собой след черного дыма.

Мальвина, перегнувшись через край, кричит:

– Это за Таваан, ты, дерьма кусок!

Ноков несется к городу, но после трех-четырех сотен футов его черная фигура замедляется. Мальвина видит, как он приходит в себя, замирает в воздухе над городом и поворачивается к ней. Его лицо все еще дымится.

Когда он говорит, стены и ступени вибрируют с каждым словом.

– Это, – заявляет он, – было весьма ловко.

Сигруд тянет копье, застрявшее в правой грудной мышце, но оно не поддается. Он знает, что это неправильно – если вытащить копье, он, скорее всего, истечет кровью, – но не может перестать пытаться. Как будто у него застрял между зубами кусочек еды и он все время щупает его языком.

Ивонна поднимается, подходит к нему.

– Нет, нет… Не надо. Не надо, Сигруд, ты сделаешь только хуже.

– Это… не так уж больно, – говорит он ей медленно и хрипло.

– У тебя шок. Ты не понимаешь, что происходит. – Она смотрит на его спину, откуда выходит копье и вонзается в кирпичную стену. – О, клянусь морями… о нет, Сигруд, о нет…

Он пытается сказать: «Когда я работал лесорубом, то видел человека, которого проткнуло деревом, и он прожил шесть часов, насаженный на ствол», но ненадолго отключается и забывает эти слова.

Наверху раздается жуткий грохот, и мир заливает ярким белым светом. Сигруд моргает, сбитый с толку, спрашивая себя, неужели так ощущается смерть. Но потом свет меркнет, и вокруг проступает привычный пейзаж, только вот его поле зрения искажают сине-черные пятна, пока глаз не перестраивается.

Впрочем, кое-что изменилось: он видит, что по другую сторону улицы кто-то стоит. Это Шара, и она устремила на него мрачный взгляд.

Она ковыляет через улицу к нему.

– Мне так жаль, Сигруд, – говорит она.

– Что это было? – спрашивает дрейлинг. Кашляет. – Шара, что это был за шум? Мы победили?

Она качает головой.

– Нет. Я… я надеялась, вдруг они что-нибудь придумают. Но нет, мы не победили. Еще нет. – Ее лицо морщится, когда она подходит ближе. – Ох, Сигруд… Сигруд, как же так… только взгляни на это.

– Это… это не так плохо, как кажется, – говорит он, пытаясь улыбнуться. Он чувствует, как дрожит лицо. Ноги его не держат, и оттого он все больше опирается на копье, которое причиняет ужасную боль.

Шара теперь стоит рядом. Каким старым выглядит ее лицо, каким усталым. Но в нем ощущается решимость, которой Сигруд никогда не видел раньше.

– Пришло время мне сыграть свою роль. Последнее па в этом долгом танце. Но явно самое опасное. – Шара протягивает руку и достает из чехла у него на бедре черный нож. Ивонна, подавшись вперед, хочет что-то сказать, но замирает в нерешительности.

Сигруд кашляет. Кровь льется из его рта.

– О чем ты?

– Однажды я позволила Воханнесу принести себя в жертву богу ради меня, – говорит Шара, – а теперь я стала свидетельницей еще бо́льших жертв. Это неправильно, верно? – Шара поднимает взгляд, линзы ее очков отражают свет фонаря поблизости. – Нет. Неправильно. Теперь мой черед отдавать. – Ее голова слегка поворачивается, она смотрит на окно наверху, откуда за ними наблюдает Татьяна. – Отдать последнее, что у меня осталось.

– Что ты делаешь, Шара? – шепчет он.

Она целует его в лоб.

– Ей понадобится наставник, – говорит она. – Ей понадобится помощь. Не позволяй ей действовать слишком поспешно – если сможешь, Сигруд. Если сможешь. – Потом она идет к подножию черной лестницы.

Стоит там несколько секунд, собираясь.

Потом говорит:

– Мы всего лишь совокупность мгновений.

И, подняв черный нож, кричит:

– Ноков! Ноков, сын Жугова! Я требую, чтобы ты пришел ко мне!

Ноков, дымящийся и яростный, взлетает к Мальвине, намереваясь раздавить ее как жука. Но потом замирает, склонив голову набок. Поворачивается и опять смотрит на Мирград.

– Нет, – шепчет он. – Нет, нет, этого не может быть… Тебя убили, я точно знаю, что тебя убили!

Он резко поворачивает и низвергается на город, словно разряд тьмы.

Тати делается белее мела, когда ее мать начинает кричать, обращаясь к небесам.

– Что она творит? – слабым голосом спрашивает девушка. – Что она творит?..

Она поворачивается и мчится к лестнице.

Он приходит, словно черная молния, словно весь гнев грозы, воплощенный в одном существе. Уличные фонари Мирграда мигают и трепещут, сражаясь с морем тьмы, которое он принес с собой. Тени дрожат, трепещут – и вот он появляется.

Ноков, великий и ужасный, стоит посреди городской улицы с выражением недоумения на лице и сверху вниз взирает на маленькую женщину с белыми как снег волосами и ножом в руке.