Джефф Нун - Человек теней [litres]

– Нашли ведь?

– Да.

– Да. Конечно. Надеюсь, вам хорошо заплатили?

– Мне просто нужно поговорить с Элеанор. Вот и все. Это все, о чем я прошу.

Теперь Кэтрин выглядела нервной. Она смотрела куда угодно, но не в глаза Найквиста.

– Это мой дом, – сказала она.

– Я знаю…

– Я родилась здесь, в этом доме, на темной стороне города. – Она перешла к другим часам и перевела стрелки. – Говорят, что это проклятие, рожденное в ночи. Но так говорят те, кто родился при дневном свете. Они завидуют нашим знаниям. – Она подняла еще одни часы. – Мой муж родился на дневной стороне. Конечно, он женился на мне из-за наследия компании. Бизнес был создан моей семьей, понимаете?

– А как насчет настоящего отца Элеанор?

Кэтрин застыла, и Найквист увидел, что он достучался до нее, ненадолго вернул ее в реальность.

– Доминика Кинкейда, – сказал он.

– Доминик… – пыталась вспомнить она. – Доминик?

– Расскажите мне о нем. Что он для вас значит?

– О да. Прекрасный Доминик. – Ее голос смягчился. – Мой красавчик. Мой привлекательный молодой любовник. О, но я его не видела, давно. Довольно давно.

– Расскажите о нем.

Ее руки перестали вращать головку часов, и она нетерпеливо кивнула, улыбнулась и погрузилась во внезапно нахлынувшие воспоминания.

– Мы встречались тайком, в секретных местах, в маленьких участках общей темноты. Он был художником, скульптором, творцом. Волшебником. О, он целовал меня! Как он меня целовал! Доминик отвел меня к границе Сумрачного района, где его губы впервые встретились с моими. И затем мы пошли дальше, в сам туман, к лунно-белым землям. – Рассказ изменил ее до неузнаваемости. – Холодный туман окутывал мое лицо и руки. Волосы стали липкими от росы. Я слышала в тумане голоса. Крики боли. Но мы продолжали идти. Казалось, он не боялся сумерек, совсем, и я чувствовала себя рядом с ним вполне уверенно. По пути мы говорили об искусстве, потерянном времени и мире духов. – Теперь она смотрела прямо на Найквиста, в глазах появился блеск, как у молодой женщины. – И все же шли дальше и оказались в круге странных деревянных фигур, вроде… как скульптур.

– Статуй?

– Да! Именно это слово. И там, и там мы занимались любовью, о, мы объединили нашу любовь с туманом, окутывавшим наши голые тела, и голубым блеском Венеры, мерцающей низко в небе, как ангел-хранитель. Я слышала во мраке голоса, похожие на песнопения. Я чувствовала, что за мной следят. Я была частью чего-то, какого-то ритуала, в конце концов. Как будто под действием чар. Это было очень интересно. Очень! И там была зачата моя дорогая милая Элеанор, вызванная из сумерек, – дитя тумана, луны и тени.

Наконец ее голос стих, она замолчала и отвернулась от Найквиста, внезапно смутившись. Найквист позволил ей немного помолчать. Он вспомнил, что сказал ему дилер Сумак, о том, что Элеанор родилась в сумерках. Но он слегка исказил факты: не родилась, а была зачата.

– Скажите, вы давно видели Доминика? – прошептала Кэтрин Бэйл.

– Боюсь…

– Что? Что? – Она все еще прятала от него свое лицо.

– Боюсь, Доминик Кинкейд мертв.

– Он мертв.

Часы выпали из ее рук, разбившись об пол, и казалось, что все остальные часы в комнате на долгое время перестали тикать, словно от шока или сочувствия. Кэтрин вздрогнула. Она подняла еще одни часы, едва осознавая, что делает, и начала поворачивать заводную головку. Комнату снова наполнило тиканье.

Достав музыкальную шкатулку, Найквист сказал:

– Вы положили это на могилу Кинкейда. – Кэтрин оглянулась, и он поднял крышку. Зазвучала музыка, балерина начала танцевать. – Вас видели у могилы.

– Что ж. Полагаю, я должна была это сделать. Да, я помню. Со мной пришла Мелисса. Она присматривала за мной.

Найквист почувствовал внезапное сострадание к этой странной женщине и мягко спросил:

– Какое значение имеет время без двадцати четыре?

Замявшись, Кэтрин сказала:

– Есть определенное время дня и ночи, которые никогда нельзя забывать. Никогда! Вы считаете, это правда, мистер Найквист?

– Раньше я думал, что только настоящее имеет значение. Но теперь я не уверен.

Найквист подумал, что она имеет в виду Элеанор и ее нынешнее исчезновение, но затем заметил более тревожную причину поведения Кэтрин Бэйл. Он не смог придумать простого способа выразить это, не бередя рану и не причиняя дальнейшую боль этой женщине. Он молчал, и эта тишина также заразила Кэтрин. В течение нескольких секунд они молча стояли в комнате тикающих часов. Затем она покачала головой и сказала:

– Я не знаю, где она, представляете? Мой муж спрятал Элеанор.

Найквист коснулся ее руки.

– Я найду ее для вас, – сказал он.

– Найдете?

Найквист кивнул. Кэтрин взглянула на него. Ее лицо приняло самое серьезное выражения с момента начала их беседы. Она контролировала свой воспаленный ум, по крайней мере, этот короткий промежуток времени.

– Будьте осторожны, – сказала она. – В этом городе есть силы, с которыми шутки плохи. Мы достигаем границ самого времени.

– Что вы имеете в виду?

– Вы узнаете.

Найквист вздохнул. Разговор подошел к концу, но все же остался один сложный вопрос.

– Миссис Бэйл, скажите мне… – Он сделал паузу, переживая, как она отреагирует, прежде чем спросить:

– Сколько у вас детей?

По лицу женщины пробежала тень, тень, порожденная изнутри какой-то ужасной мыслью или воспоминанием, которое всплыло на поверхность, на ее бледную и сухую кожу.

– У меня… у меня…

Слова застревали в пересохшем горле. Найквист почувствовал, что зашел слишком далеко. Он видел причиненную им боль и хотел было извиниться, когда глаза Кэтрин расширились, и губы зашевелились, на этот раз с внезапной ожесточенной решимостью:

– У меня двое детей!

– Что случилось с другим ребенком?

– Его отняли.

Та же фраза, что и раньше.

– Вы имеете в виду, что она умерла?

Кэтрин едва заметно кивнула. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но вдруг запнулась, переведя взгляд с Найквиста на дверь, где теперь стоял Патрик Бэйл.

– Найквист! – Бэйл вошел в комнату, следом за ним охранник. – Что вы делаете в моем доме? – Он был в ярости.

Найквист остановился.

– Ищу Элеанор.

– Вы расстраиваете мою жену.

– Да. Простите, я не хотел…

– Перейдите в другую комнату. Пожалуйста.

Охранник подошел ближе. Найквист напрягся, готовясь к драке, но вдруг услышал тихое бормотание Кэтрин. Она снова окунулась в свой мир, ее руки копошились в механизмах часов, как будто заводили сам мир и крепко держали его, навсегда оставляя один драгоценный момент.

Найквист стоял перед большой картиной, написанной маслом, на которой были изображены фигуры, потерянные в сумерках, рядом расположился охранник Джейкоб. Патрик Бэйл стоял в нескольких шагах от него, потирая лоб пальцами.