Джефф Нун - Человек теней [litres]

Бесполезно. Это место не способствовало спокойствию.

Он поспешил дальше и вскоре добрался до участка открытой земли. Земля тут была завалена старыми часами, и некоторые из них были сломаны, а другие сохранились в исправном состоянии. Со всех сторон слышалось монотонное, приглушенное тиканье. Туман впереди мерцал оранжевым светом. Он подошел ближе и увидел горящие напольные часы, деревянный корпус которых облизывали языки пламени. Это нисколько не удивило его, и он понимал, что огонь никогда не погаснет. Он уставился на циферблат. Часы показывали пять минут восьмого.

Он посмотрел на наручные часы. Туман под циферблатом слегка рассеялся, и стрелки были хорошо видны. Они показывали то же самое время: пять минут восьмого. И он знал, что такое время будет с ним всегда, независимо от того, как долго он бродит по этой местности. Так будет всегда до момента смерти Элеанор, только тогда часы сдвинутся на одну минуту, а затем еще на одну…

За костром в далеком далеке двигалась и мерцала золотистая нить. Найквист понял, что это локомотив, проходящий через Сумрачный район из Ночного в Дневной или наоборот, он не мог сказать, куда именно. Но внезапно ощутил сильную зависть к тем, кто в нем ехал, рассевшись в освещенном вагоне и читая журналы или болтая со своими соседями. Они возвращались домой, спешили на работу или игру, либо на свидание с мужчиной или женщиной, которая могла бы стать их будущей супругой. У них могут быть дети, которых они благополучно воспитают, кого в освещенных участках, кого в темноте, – полностью уравновешенных людей со всей их жизнью, продуманной на годы…

Он замер.

Это было бессмысленно. Его охватывали сомнения.

Одинокий Найквист потерялся в месте, которому был безразличен, которое предлагало только фантазии и жалкие символы, взятые из его собственных кошмаров.

Девушка давно ушла, забранная этим миром для своих тайных целей.

Была ли она уже мертва, или ранена, или страдала от пыток?

Только мысль об Элеанор заставляла его идти дальше. Это все, что у него было. Единственная причина. Он либо спасет ее, либо убьет.

Собравшись с силами, он продолжил путь, пролегающий между полями сухой травы. Тишина, почти осязаемая, нарушалась лишь мягким уханьем сов, серые силуэты которых проносились низко над землей. Возле лица Найквиста порхали несколько желтых бабочек. Он снова увидел голубую вечернюю звезду Геспер, выглядывающую из облаков тумана. Возможно, это был тот же неоновый знак или другой, звезда-сестрица. Откуда ему знать? Он потерял всякое чувство ориентации и, сделав несколько шагов, наткнулся на рояль, наполовину зарытый в землю. Вокруг его ножек прыгали сотни скользких, луковицеобразных лягушек. Некоторые из них ухитрились забраться под открытую крышку инструмента, где их кваканье отражалось от струн, создавая новую музыку: красивую, экспериментальную, примитивную. Найквист нажал несколько черно-белых клавиш: ми, ре-диез, ми, ре-диез, ми, си, ре, до, ля. Теперь под кончиками пальцев дрожал рисунок знакомой мелодии «К Элизе», хотя он понятия не имел, откуда у него такие музыкальные способности. Оглядевшись, он увидел на поле другие музыкальные инструменты – гитары, скрипки, трубы, контрабасы, тубы, палочки ксилофона – и не мог не представить призрачный ансамбль, играющий для потерянных душ Дневного и Ночного районов.

Найквист продолжал двигаться, пока не оказался в маленькой деревушке. На улицах никого не было, за исключением ослепительной белой лошади, которая некоторое время шла рядом с ним. Ее теплое, мускулистое тело окутывал туман. Подойдя ближе к центру, он стал свидетелем собрания духов вокруг старой зеленой лужайки. Мужчины и женщины, одетые в цвета сумерек, плакали на ступенях мраморного военного мемориала со списком резных имен и настолько поддались своей скорби, что даже не заметили присутствия Найквиста. Где-то далеко в тумане одинокий трубач играл «Последний пост». Мелодия, как всегда, болью отдавалась в сердце Найквиста. Мимо него прошла несчастная женщина. Ее лицо было совершенно безликим, кроме отчетливо выделяющихся ярко-малиновых губ. Ни глаз, ни ушей или носа, только открывающийся и закрывающийся рот, бормочущий на каком-то неизвестном языке. И снова Найквисту почудилось, что он видит, как из подсознания города вырываются обрывки, причудливые остатки и ответвления человеческих мечтаний и страхов о себе, а также о приближающихся, выдуманных здесь днях и ночах, перенесенных в какую-то жалкую версию жизни.

Покинув деревню, он пошел дальше.

Под ногами крошилась обветшавшая брусчатка. Дорога сливалась с землей и корнями. Воздух озарился пурпурным свечением. Появилось еще больше желтых бабочек, и вдруг туман начал рассеиваться. Ландшафт менялся. Чуть дальше перед собой Найквист увидел огромное поле золотистых цветов, раскачивавшихся под нежным ветром. Несколько оставшихся сгустков тумана перемещались вместе с ними, но в основном цветы были открыты для сияния луны, совсем другой, чем та, что видна на границе Дневного района. Этот гигантский шар был фиолетовым и висел низко-низко над полями. Вокруг порхали тысячи мотыльков, их крылья имели тот же светящийся цвет, что и лепестки, над которыми они трепетали, поэтому казалось, что сами цветы поднимаются в воздух. Между лунных цветов сновали несколько человеческих фигур. Они двигались медленной, растерянной, шаркающей походкой лунатиков.

Найквист шагнул в поле, каждым движением цепляя цветы и поднимая в воздух тучи оранжевых семян, которые ослепляли, порхая вокруг. Тут же кружили мотыльки, он чувствовал, как их крылья ударяются о лоб, щеки, губы, глаза, волосы. Он прошел рядом с одним из полевых работников. Это было жалкое создание, его черты были настолько изъедены туманом, что остались только глаза черного, как смоль, цвета.

Найквист вспомнил о слепом скрипаче, который выступал в качестве проводника в его путешествии. Тот музыкант как-то сбежал из Сумрачного района?

Однако рабочий что-то видел, по крайней мере, ему удавалось выполнять свою работу. Он наклонился и шарил руками, пока не сорвал большой овальный стручок. Положив его в холщовую сумку, висевшую на плече, он повернул угольные глаза к Найквисту. Это был такой ужасный взгляд, такой вопиющий пример разбитого и потерянного человечества, что Найквист приостановился, готовясь пуститься наутек, но тут с век рабочего начала капать черная жидкость, стекавшая по щекам на стертые, бесполезные губы. Он слабо вытер ее рукой с тонкими пальцами, кончики которых были окрашены в оранжевый цвет. Найквист ощутил сострадание и, вытащив из кармана носовой платок, начал вытирать им черное вещество, вытекающее из глаз рабочего, что бы это ни было. Рабочий вздрогнул от прикосновения, но затем успокоился. Льняная ткань шелестела до тех пор, пока лицо страдальца не стало чистым или настолько очистилось, насколько было возможно в таком месте. Черные глаза моргнули, жалкие остатки рта сжались по краям. Под гнетом ужасного процесса, превратившего его в раба, оставался след человечества. Найквист вложил носовой платок в благодарные руки рабочего и двинулся сквозь цветы сумерек. В нескольких метрах впереди он увидел приближающегося второго рабочего, но тот шагал более целенаправленно. Нет, это вовсе не рабочий, а охранник. На лице этого человека была маска из дыма, и он держал в руках дубинку или биту. Найквист мгновенно отреагировал: опустившись на темно-черную землю, он начал ползти между высокими стеблями растений. Он продолжал двигаться таким образом, сколько хватало духу, но затем остановился и всем телом прижался к земле.