Коллектив авторов - Новые марсианские хроники

— После успешного отражения противника в районе западного побережья острова…

Но майор не дал ему договорить.

— Почему в таком виде, я спрашиваю?! — повторил он вопрос.

— После успешного отражения противника…— снова начал старший сержант и от волнения сбился.

— Ладно,— сообразив, что так ничего не добьётся, отмахнулся майор.— Где твоя часть?

— После успешного…— упорно повторил сержант, и майор поморщился. Он повернулся к своему заместителю, отдал приказ осмотреть весь остров и только после этого снова обратился к замолчавшему старшему сержанту:

— Должность, звание у тебя есть? — брезгливо разглядывая вояку, спросил он.

— Командир отделения,— радостно рявкнул старший сержант. К этому времени в голове у него окончательно прояснилось, и он наконец вспомнил, кто он, и что от него требуется.

— Ладно, примешь отделение. У меня как раз вчера убило сержанта,— проговорил майор и жестом показал, что разговор закончен.

Этим же вечером тщательно выбритый, в новом с иголочки обмундировании старший сержант построил своё отделение на плацу для ознакомления с личным составом.

— Итак,— браво расхаживая перед строем, начал он.— В первую очередь у нас должна быть железная дисциплина. Весь мир держится на дисциплине, и если никто не будет её нарушать, всё будет в полном порядке. И запомните самое главное: с сегодняшнего дня я вам и отец, и мать, и командир, и император. Если вы это не запомните, я всегда напомню, но это будет очень жестокое напоминание. Всё ясно? Для вас я император…

Так, а теперь мне нужен гвоздь… Где же он, гад?.. А, вот, в дырку за подкладку кармана провалился. Иди-ка сюда, мой драгоценный!..

Я поднёс его к самому носу и оглядел со всех сторон так, будто никогда в жизни не видел гвоздей. Хм, гвоздь как гвоздь. Трёхдюймовый, с массивной шляпкой, из нержавеющей стали. Из тех, что на любой стройке буквально валяются под ногами. Потому что стoят они — копейки.

Но для меня данный экземпляр представлял особую ценность. И не потому, что стоимость его многократно возросла в результате транспортировки на расстояние в десятки миллионов километров.

Им я должен был закончить работу длиной почти в десять лет.

Десять лет адского труда в стоградусные морозы, в песчаные бури, почти без отдыха и выходных — и всего один гвоздь.

Сто с лишним человек, полегших костьми на этой проклятой стройке,— и всего один гвоздь.

В моей жизни было немало моментов, когда душа выворачивалась наизнанку, но никогда я не распускал нюни. А сейчас, вертя в сведённых судорогой пальцах этот последний гвоздь, я чувствовал, как на глаза мои сами собой наворачиваются слезы.

Неужели сейчас всё закончится и больше не надо будет думать о том, чтo предстоит сделать завтра?! И неужели только этот тонкий кусочек стали отделяет меня от свободы, от Земли, от жизни?!..

Ладно, расслабься. А то, чего доброго, от предвкушения счастья отбросишь копыта. Как наркоман, дорвавшийся до «травки» после долгого воздержания.

Я не глядя нашарил рукоятку молотка и принялся за дело. Последнее моё дело на Марсе.

Как всегда, пришлось попотеть. Вбивать гвозди в условиях малой силы тяжести — занятие, подходящее только для мазохистов. Потому что даже самый могучий удар молотком (а точнее, кувалдой, с учетом размеров) продвигает гвоздь не больше чем на миллиметр. Вот и прикиньте, сколько ударов потребуется, чтобы вогнать в металлопластовую плиту трёхдюймовый гвоздь, даже если все эти удары придутся именно по гвоздю, а не по вашим пальцам…

Конечно, если бы мы были обычными работягами, то те, кто снаряжал нашу бригаду, наверняка позаботились бы включить в комплект оборудования всякие крутые инструменты. Например, монтажные пистолеты. Чтобы мы тут не махали кувалдой до умопомрачения, словно дистрофики, вознамерившиеся стать здоровее Шварценеггера.

Но пистолетов нам не дали. Видно, побоялись. Пистолет — он ведь и на Марсе пистолет, а что монтажный — так это ещё с какой стороны посмотреть… А вдруг нам пришло бы в голову выстреливать гвозди не в стройматериалы, а друг в друга?

И возмущаться этим — голяк. Спасибо, что хоть молотки да лопаты доверили. Хотя и младенцу ясно, что в качестве оружия может служить любой инструмент. А в отсутствии такового — кулаки, когти, зубы и прочие части тела. И если бы, например, мне вздумалось замочить своих коллег по строительству, то мне не потребовались бы ни кувалды, ни отвёртки, ни, тем более, электропилы. Я обошёлся бы и своими штатными кулаками, и действовал бы ими без особых ухищрений. По принципу: один удар — один труп. Просто надо знать те точки на теле, попадание в которые надёжно отделяет душу от тела. А ещё для этого требуются молниеносная реакция и хладнокровие.

Всего этого мне когда-то было не занимать. И промахов у меня никогда не было, и добивать никого не приходилось.

Вот поэтому-то я сейчас и забиваю здесь свой последний гвоздь…

Чтобы отвлечься от тошнотворно-однообразной работы, лучше всего думать о чём-нибудь своём. За десять лет я этому успел научиться.

Но сейчас, осыпая свирепыми ударами непослушный гвоздь, я не мог ни на чём сосредоточиться. Мысли мои плясали, как руки у конченого алкаша. Слишком долго я запрещал себе думать о том, что будет через полгода, через год, через пять лет. Какой смысл было бы загадывать так далеко, если каждый день было не известно, выживешь ли ты сегодня или сдохнешь?! Зато теперь, когда туманное будущее стало реальностью, ранее задушенные мечты и желания нахлынули и затопили меня с головой…

А гвоздь, как назло, не хотел влезать в плиту.

Словно не хотел, сволочь, чтобы я считал себя победителем.

Мало того, что он отказался лезть в плиту, так ещё и посмел гнуться то в одну, то в другую сторону, как пластилиновый.

Что за чёрт? Бракованный он, что ли?

Отложив кувалду, я вновь принялся придирчиво изучать стального бунтаря.

И тут в моей голове вдруг сверкнула блестящая идея.

А может, ну его к черту, а?

В конце концов, что такое — какой-то несчастный гвоздь? Можно подумать, что без него крыша рухнет. Между прочим, в эти плиты вбито уже несколько десятков таких гвоздей. Так что никто и не заметит нехватку одного из них. А дырку в плите можно замазать термостойкой мастикой — и всё будет шито-крыто.

Так что ж я долблюсь с этим гвоздём, словно на нём белый свет сошёлся клином?

Пора бросить молоток и спускаться вниз. Ребята, наверное, уже вовсю празднуют окончание пахоты.

Тут я вдруг обратил внимание, что в посёлке не слышно ни скрежета пил, ни ударов молотком, ни других звуков, свидетельствующих о том, что, кроме меня, кто-то ещё работает.