Коллектив авторов - Новые марсианские хроники

Он полз, пока не выбрался из-под обстрела. Но даже и после этого он продолжал упорно двигаться вперёд. Наверное, он уже не понимал, что ему удалось спастись. Понятие жизни в его отупевшем и не воспринимающем никаких внешних раздражителей сознании оказалось накрепко связано с представлением о движении, о том, что нужно во что бы то ни стало передвигать ноги и руки в жидкой грязи, заполняющей дно неизвестно кем и чего ради отрытого ирригационного рва. Он полз до тех пор, пока силы не оставили его. Рухнув в грязь, Колдун провалился в беспамятство, которое только и спасло его психику от окончательного распада.

Колдун пришёл в себя спустя двое суток на больничной койке. Его нашли солдаты, посланные на поиски пропавшего взвода сержанта Вирана.

То, что из всего взвода в живых остался один Колдун, не получивший к тому же ни единой царапины, породило новую волну разговоров о его фантастическом везении.

О чём никто не стал рассказывать Колдуну, так это о том, что тело рядового Молинари, которого Колдун тащил на спине, послужило ему живым щитом. Когда их нашли, привязанных друг к другу поясным ремнём, весь спинной щиток бронекирасы Молинари был иссечён осколками. Если бы Колдун попытался выбраться из-под обстрела один, оставив Молинари там, где его ранило, все эти осколки достались бы ему.

Спустя неделю Колдун выписался из госпиталя. Командование представило Колдуна к награждению орденом «За мужество в бою» и предоставило ему двухнедельный отпуск. Орден Колдун убрал на самое дно своего походного ранца и никто никогда не видел, чтобы он когда-нибудь доставал его. Он даже не пробил дырочку под орден на своём парадном кителе. А от отпуска Колдун отказался,— изъявил желание сразу же вернуться в строй. Единственное, о чём он попросил,— чтобы его перевели в другую часть. Командование не возражало.

Для всех так и осталось загадкой, куда исчезли его реквизит фокусника и книги о искусстве иллюзии,— когда Колдун прибыл на новое место службы, в мотострелковую часть, базирующуюся в зоне Большой Марсианской пустыни, ничего этого у него при себе уже не было. И никогда больше Колдун не развлекал сослуживцев фокусами. Даже свой любимый трюк с окурком сигареты, исчезающим в кулаке, Колдун больше никогда не проделывал,— теперь, докурив сигарету до самого фильтра, он бросал окурок на землю и старательно вдавливал его носком ботинка в сухой марсианский песок. Колдун надеялся, что на новом месте он снова сможет стать Олегом Неверовым, от которого никто не станет ждать чуда.

Но на войне вести порой разносятся быстрее, чем тот, о ком в них идёт речь, перемещается с места на место. Начальник штаба, которому Олег вручил документы о переводе, с интересом посмотрел на бойца, после чего вроде как в шутку заметил:

— Ну, вот и Колдун прибыл.

К тому времени все в части были уже осведомлены о том, что к ним переводится сам Колдун.

Теперь он навсегда стал Колдуном,— иначе его не называл даже командир батальона. И то, что из последнего рейда кроме него ни один не вернулся живым, ни для кого уже не имело значения.

Как-то раз, собираясь в рейд, Колдун заметил, как солдат, проходивший мимо табурета, на котором он разложил своё снаряжение, как бы случайно коснулся кончиками пальцев переднего щитка его бронекирасы. Колдун стал наблюдать внимательнее и увидел, как то же самое проделали остальные бойцы, с которыми ему предстояло идти на задание.

Тогда Колдун сел на пол и, прижав ладони к лицу, заплакал. Потому что он точно знал, что никого из них не сможет спасти.

Этот марсианский остров на экваторе был маленький, каменистый и с высоты птичьего полёта больше напоминал округлый валун. Его крайне небогатая флора состояла из жёсткого голубоватого мха и какой-то невзрачной, на вид совершенно нежизнеспособной травы. Всех строений на острове было не больше полутора десятков, включая деревянную уборную с покосившимся курятником. Самое значительное здание — одноэтажная щитовая казарма на пятьдесят человек — было заперто на большой висячий замок, который одним своим видом возвращал невольного зрителя лет на двести назад. Висел замок и на такой же щитовой столовой, куда вот уже полгода как никто не заходил, а потому тропинка к ней заросла блёклыми кустиками травы. И только на самом краю плаца, между офицерским общежитием и сараюшкой гауптвахты, ещё сохранилась какая-то жизнь. Это был интендантский склад. В меньшей половине его, служившей одновременно и конторой, и жильём для сторожа, проживали два человека. Сторож — флегматичный старик, прослуживший в морской пехоте около двадцати лет на Земле и столько же на Марсе в одном и том же чине ефрейтора, и заведующий складом — сорокадвухлетний старший сержант, назначенный на эту должность по состоянию здоровья. До этого назначения старший сержант командовал отделением, но после контузии за ним начали замечать некоторые странности. То ночью он поднимет своё отделение по тревоге и гоняет сонных солдат по плацу до утра. А то вдруг во время развода начнёт распекать кого-нибудь из новоиспечённых солдат, да увлечётся и проговорит часа три-четыре. При этом старший сержант впадал в какое-то странное, пугающее состояние. Глаза его покрывались поволокой и становились невидящими, губы сжимались, и старый вояка начинал вспоминать о своих несуществующих боевых заслугах, а затем и о прежних армейских порядках. Правда, в отличии от утверждения, что, мол, раньше и женщины были толще, и сахар слаще, старший сержант наоборот рассказывал такие страсти о былых временах, что иному солдату и впрямь могло показаться, будто его служба не что иное, как рай земной и сплошное удовольствие.

Два года прошло с начала первой марсианской войны и полтора с тех пор, как роту перебросили на материк. Старшего сержанта и сторожа, как неспособных воевать, оставили в расположении части охранять склад и следить за порядком. В их распоряжении был ротный годовой неприкосновенный запас продуктов, состоящий из мясных и рыбных консервов, заплесневелых галет и дешёвых солдатских сигарет, да десятка полтора тощих кур. Общались между собой старший сержант и сторож редко и лишь по необходимости. Бывший ефрейтор не имел никаких особых привычек или увлечений, кроме строгого соблюдения армейского распорядка. Утром он вставал, приводил себя в порядок, после скромного завтрака обходил свои небольшие владения и снова ложился спать до обеда. Другое дело старший сержант. Чтобы не потерять форму, всю первую половину дня он проводил на пустынном плацу: бодро маршировал, командовал воображаемым отделением и в одиночку проводил военные учения — отражал атаки противника с моря. Для этого старший сержант выписывал себе на оружейном складе сотню патронов, расставлял вдоль берега цепью десяток ручных пулемётов и палил из каждого по очереди, целясь в туманную линию горизонта.