Карина Демина - Ловец бабочек [СИ]

— Низкий он… или высокий?

— Низкий, — послушно повторили за Себастьяном. — Или высокий… помилуйте, господа… я вот на память никогда не пенял, а тут…

…понятно, гость, хоть и постоянный, а все не без подвоха. Выходит, с амулетом захаживал. Кого стерегся? Или привычка?

…да не понятно… если заезжал, то с разрешением, иначе через мост не пропустили бы. А если с разрешением, то номер оного в книге значится, достаточно лишь поднять записи и все прояснится. Тогда к чему вот эти тайны?

Амулеты?

Вряд ли б Особый отдел дозволил бы чужаку с амулетами просто так разгуливать.

— …раков наших дюже жаловал, в пиве вареных. Вы не желаете?

— Воздержусь.

Раки, они, конечно, с грибами мало общего имеют, но… Себастьян почесал руку.

Зудит.

Странно… или местный воздух на него такое воздействие оказывает? Или это нервное уже? Лечиться вам, княже, надобно… на водах.

Мысль показалась неожиданно привлекательной. А что, закрыть дело это и, если не уволиться, то всяко законный отпуск стребовать, а там — на воды. Можно, конечно, и к братцу в гости, а потом на воды… или к матушке… сколько лет уж не видел.

— …и еще заказывать изволит парфэ яблочное…

Себастьян заставил себя вернуться к разговору.

— А что, хорошее парфе?

— Отменное…

— Тогда и мы закажем. Только сначала… чего предложите?

…если отравить вздумают, то отравят. Одна надежда, что натура паскудная метаморфическая к большинству ядов не восприимчива, но с другой стороны особисты, чай, не просто так мороженое свое ковыряют, подберут для Себастьяна отраву узкого профиля действия.

Аппетиту подобные мысли не прибавляли.

— …суп-пюре с семгой и тыквенными семечками. Ягнячьи ребрышки на гриле… соус из синего сыра…

…синего сыра пробовать не доводилось.

Может, все-таки грибы? Если травиться, то привычным…

— …салат «Диетический» из проростков пшеницы с огурцом и каперсами…

…а все-таки слухи о всеобщей бедности Хольмского народа несколько преувеличены, если уж с проростками и каперсами.

— …или вот «Сытный» горячий с раковыми шейками и перепелиными яйцами…

…или это не для всех?

Раков на всех, небось, не хватит… вон, по лицу Катарины видно, что этакое меню ей прежде не озвучивали.

— А и несите! — велел Себастьян.

— Что нести? — бровка господина приподнялась.

— Все несите, только, любезный, — капризный тон дался без особого труда, — уж лично проследите, чтобы ваш повар постарался, а то знаете, как бывает, принесут горячий салат, а он холодней вчерашнего покойника…

…князь преобразился.

Когда?

В мертвецкой он был иным. Спокойным. Собранным. И с Сан Санычем разговаривал вежливо, без всякое снисходительности, что было правильно, поскольку Сан Саныч пусть и знающий человек, но обидчивый до крайности. А князь сумел общий язык отыскать.

И потому Сан Саныч рассказал…

…почему раньше молчал? Ведь знал… про бабочек знал? Или скорее… конечно, память человеческая подобна чердаку, всяким хламом забитому, так дядя Петер говаривал. И поди сыщи среди хлама этого нужное.

Тем паче, что случилась та история давно.

А бабочка-татуировка…

…мало ли их было?

Может, и мало… но тут совпало одно к одному, голова отрезанная к голове, картинка к картинке…

— У вас всегда так немноголюдно? — брюзгливо осведомился князь, ковыряясь в салате. Он вытаскивал нити проростков, подносил их к глазам, разглядывал и выкладывал на салфетку. И говоря по правде, в чем-то Катарина его понимала — походили они на тонких белых червей.

— Сейчас день. Редко кто обедает в ресторане. Люди предпочитают что-то попроще…

…а вот суп был хорош, плотный, сладковато-кислый, с отчетливым вкусом рыбы. А князь скривился. И дважды отправлял свой на кухню. Мол, один раз слишком холодным принесли, в другой — чересчур горячим. Салат ему не понравился видом.

Ягнячьи ребрышки были пересушены.

И главное, говорил он это таким отвратно-ноющим тоном, что хотелось взвыть.

— И я их понимаю, это есть решительно невозможно! — князь произнес сие громко, чтобы слышали все.

Его и слышали.

Девицы щебечущие и те примолкли.

Впрочем, следовало признать, что показное возмущение князя никоим образом не сказалось на его аппетите. Невкусный салат он съел, как и ягнячьи ребрышки с пюре из сельдерея. И пусть всем видом своим показывал, какие нечеловеческие усилия ему приходится для того прилагать, но тарелки ушли на кухню пустыми.

— Снежит, — князь повернулся к окну и пальчиком отодвинул бархатную портьеру, после чего демонстративнейшим образом пальчик вытер о скатерть. — Похоже, это надолго… мне придется задержаться у вас. Надеюсь, в этом захолустье есть приличное заведение, где можно переночевать.

— Смотря что вы посчитаете приличным… — Катарина старалась держаться ровно.

Может, князьям и вправду нынешняя ресторация кажется недостаточно роскошной.

— Боги милосердные, — князь манерно прижал ладонь ко лбу. — Достаточно будет, чтобы там клопы не бегали…

— «Княжеская» гостиница… лучшая в городе.

— …и чтобы из окон не дуло. У меня здоровье слабое…

…а производит впечатление крепкого человека.

— Не дует, — уверила Катарина, хотя самой ей в гостинице бывать не доводилось.

— И вода горячая, — князь капризно оттопырил губу. — Вода там имеется?

— Безусловно…

— И чтобы белье льняное. Хлопок для меня жестковат, а от шелка кожа зудеть начинает. На шелк у меня аллергия…

— Хорошо, — Катарина чувствовала, что теряет смысл разговора.

Нет, шелковые простыни, может, и сыскались бы по особому запросу, но…

— И еще, чтобы соседей никаких, а то знаете, как оно бывает, поселят рядом какого-нибудь… не знаю… из тех, что при скорых деньгах, — князь говорил это с пресерьезнейшим выражением лица, — но безо всякого понимания. И начинает оная личность пить неумеренно. И ладно бы, пускай себе пила бы, пусть бы и вовсе… но ведь оные личности тихо пороку предаваться не умеют. Им всенепременно надобно или за мамзелями извозчика послать, чтобы с оными мамзелями до утра праздновать, или песни петь тянет… хоры там, цыганы с медведями…

— Цыганов с медведями не будет, — пообещала Катарина, потому как за весь, пусть и не такой долгий срок службы, но все же не встречалось ей ни единой жалобы на цыган.

И на медведей тоже.

— Хорошо, — князь сложил руки над салфеточкой.

Вид его, с поджатыми губами, с носом, который вдруг будто бы стал больше, а носогубные складки — глубже, был преисполнен чистой скорби и недоверия. И на Катарину он взирал с кротким упреком, отчего ей стало совсем не по себе.

— И чтобы гулящие женщины не ходили, а то случалось мне…

…хвост князя раздраженно щелкнул.