Макс Фрай - Так берегись [litres]

– Как знал, что пьяниц надо разыскивать в первую очередь.

– Да. Я бы то же самое посоветовал. И сэр Джуффин, уверен, с этого бы начал. Но ты нас опередил. Однако это выдающееся достижение не избавляет тебя от тяжёлой обязанности съесть всё, что лежит у тебя в тарелке. Со мной ты рассориться не боишься; собственно, правильно делаешь, нет смысла опасаться невозможных вещей. Но перспектива разбить сердце моему повару вполне реальна. Как всякий настоящий художник он никогда до конца не уверен в себе и тяжело переживает любой намёк на неудачу. Ты же не хочешь так несправедливо с ним поступить?

– Дырку над тобой в небе, ты хуже всех бабушек во Вселенной, – вздохнул я, потрясённый его аргументом.

– А почему именно бабушек? – удивился мой друг. – Я знаком с множеством женщин, у которых есть внуки. И ни одна из них не проявляет обострённого интереса к чужому режиму питания. Я бы, собственно, тоже не проявлял, если бы не крайняя необходимость. Кроме силы Сердца Мира на магию расходуется и наша жизненная энергия. А ты сегодня очень много колдовал.

– Кажется, я просто не хочу, чтобы мне становилось хоть сколько-нибудь хорошо, – признался я. – Такой ужас вокруг творится, а я, его настоящий виновник, буду спокойно жрать пироги…

– Я тебе уже говорил и могу повторить столько раз, сколько понадобится: ты не виновник, а просто участник событий. А то, что творится, – не ужас, а просто жизнь.

Шурф, конечно, был прав; он вообще в этом смысле совершенно невыносимый: какую бы на первый взгляд ерунду ни брякнул, всегда неизбежно оказывается прав.

К тому же я стремительно адаптируюсь к новым условиям. То, что вчера представлялось воплощённым кошмаром, назавтра оказывается просто новыми обстоятельствами. А ещё через пару дней я уже и не вспомню, что прежде было как-то иначе. Обычная жизнь.

В этой новой версии обычной жизни у меня даже работы не особо прибавилось, хоть шеф и грозил припахать меня так, что свет мил не будет. Но свет по-прежнему был мне мил. По крайней мере, по сравнению с Кофой и Кекки я выглядел почти бездельником – вот уж кто носился по городу, задрав хвосты. И все их агенты-осведомители тоже носились, чутко трепеща ушами. Потому что единственным способом отыскать Агатиных новых друзей, тщательно оберегающих её тайну, оказался обычный сбор сплетен. Если человек помалкивает о плохом самочувствии и не обращается к знахарям, одна надежда на его близких – что они будут жаловаться знакомым на упрямца, который в последнее время на себя не похож, но твердит, будто всё в порядке и наотрез отказывается от помощи. К счастью, даже одинокие люди одиноки не настолько, что о них сплетничать некому. Обязательно кто-нибудь да заметит неладное – сослуживцы, соседи, трактирщик, случайный собутыльник, преподаватель, вор, забравшийся в его кладовую, служанка, разносчик газет.

Поиски приносили неплохие результаты. Ну то есть как – неплохие. С моей точки зрения, как раз совершенно ужасные: я бы предпочёл, чтобы людей, отдавших силу Агате, оказалось гораздо меньше. А Кофа и Кекки находили всё новых и новых, почти каждый день. Джуффин беседовал с каждым лично, подробно объяснял, что случилось, потом появлялся я со своим Смертным Шаром, и жертва, получив просветление, уходила восвояси, унося с собой новенькую, с иголочки, восхитительную по контрасту с только что отступившей немощью жизнь. На самом деле, отличные получались представления, совершенно в моём вкусе. Если бы не гнетущее осознание собственной причастности к этим несчастьям, мучительное беспокойство за Агату, тоска по ней и неизбежная злость на неё, я был бы ужасно доволен своим новым занятием. А так просто говорил себе: лучше делать хоть что-то, чем ничего.

Ярмарку, конечно, прикрыли. Чтобы пройти на пустырь, где по традиции проезжал призрачный поезд, теперь требовались специальные знания и умения, которыми обладает хорошо если сотня человек на всё Соединённое Королевство; я к их числу не принадлежу. Мог бы, наверное, научиться, если бы задался целью, но я сам этого не хотел, наоборот, только радовался, что между мной и Агатой появилось дополнительное препятствие. Если очень припечёт с ней увидеться, придётся снова просить помощи у Тёмной Стороны, и это, пожалуй, всё-таки лучше, чем под воздействием разнообразных сложных и сильных чувств, сломя голову, нестись на пустырь.

Я боялся Агату, как давно никого не боялся. На самом деле, может быть, вообще никого, никогда. Не за свою шкуру боялся – мне-то что сделается. Не существует таких опасностей, от которых меня не защитила бы Тёмная Сторона. А того, что Агата взбесит меня до такой степени, что я всерьёз захочу её уничтожить. И в запале отменю наваждение на хрен. И всё, конечно, получится, как всегда у меня получается. И тогда я стану не просто убийцей – это я бы как-нибудь пережил – а настоящим чудовищем, разрушившим несколько сотен миров. Неовеществлённых, но какая разница, если эти удивительные миры всё равно существуют – хотя бы настолько, чтобы их можно было увидеть из окна поезда, такого же призрачного, как они.

– Твой поезд уже полторы дюжины дней не показывался на пустыре, – сказал Джуффин. – Оно и понятно: из преданных зрителей там остался только я. Причём без светящегося веера. Не на что поглядеть! С одной стороны, это хорошая новость. А с другой…

Я похолодел. Поезд всё-таки исчез! Нет больше Агаты. Вообще ничего больше нет. Ни дерева с зеркальными цветами на вокзале в столице Сомбайи, ни белых Драконьих гор, ни русалочьего моста в Блаженной Империи Ар-Йетомайри, ни горящего замка, ни крепости Эль-Ютокан на границе между мирами, ни трёх солнц, встающих над пустыней Шуверра, ни Сизой Долины Лойи, ни дымных холмов Ша-Шуашат, ни…

– Эй, ты чего? – удивился Джуффин. – Побледнел, как будто смерть своей Тени собственными глазами увидел. Решил, что всё кончено? Как же, дождёшься! Ну ты даёшь. Это наваждение само выбирает, кому показываться, а от кого скрываться. С самого начала так было: поезд не приезжал на пустырь, когда я его там караулил. Ты что, забыл?

– Но потом-то поезд стал появляться даже в твоём присутствии, – напомнил я. – Изо дня в день, по часам.

– Потому что на пустыре каждый вечер собиралась толпа народу. Было ради чего рисковать! К тому же мёртвая леди за нами подглядывала, слушала наши с тобой разговоры, и, надо думать, постепенно пришла к заключению, что я ей не враг. А теперь она ничего не знает, кроме того, что ты ушёл от неё крайне рассерженным. И наверняка мне наябедничал. И ярмарка после этого сразу же куда-то подевалась. И всё меньше народу видит её поезд во сне. Вполне логично предположить, что и я, наслушавшись твоих жалоб, снова стал опасен, поэтому не стоит лишний раз попадаться мне на глаза. Короче говоря, прекращай панику. Я хотел поговорить о серьёзных вещах, а не слёзы тебе утирать подолом лоохи…