Макс Фрай - Так берегись [litres]

– Так и не бросай, – пожала плечами леди Сотофа. – Навещай на здоровье, что с тобой делать, не на цепь же сажать. Катайся с ней по вымышленным закоулкам Вселенной, слушай её истории, восхищайся, поддерживай, успокаивай, только силу не отдавай. О чём бы эта девочка тебя ни просила, имей в виду, это больше не вопросы жизни и смерти, даже если ей самой с перепугу покажется так. Того, что ты уже вложил, достаточно, чтобы наваждение могло существовать – если не бесконечно, то, по крайней мере, пока ты жив.

– Это имеет значение? – оживился Джуффин. – Интересно! А почему ты так думаешь? Обычно наваждения остаются морочить людей и после смерти создавших их колдунов.

– Ну так нормальные наваждения не из смертных снов создаются. Сам знаешь, считается, что продлить чужой смертный сон невозможно. Собственно, не «считается», а именно так и есть. Но иногда случаются такие вот чудеса, – развела руками леди Сотофа. – Много раз слышала расхожую фразу, будто любовь побеждает смерть, и всегда удивлялась, откуда взялось такое поразительное заблуждение? Многих людей любили, но это совершенно не помешало им умереть. А оно, получается, вот о чём. Иногда бескорыстная любовь незнакомца может вдохнуть жизнь в смертный сон – при условии, что у него достаточно силы, чтобы совершить невозможное, но как раз с этим у сэра Макса отродясь не было проблем. В общем, пока Макс жив и любит свой поезд, никуда тот не денется, будет существовать. Но потом – не уверена. Просто не знаю. И твёрдо намерена никогда не узнать. Не настолько интересная штука Мир в отсутствие сэра Макса, чтобы мне хотелось на этот ужас смотреть.

– Спасибо, – сказал я. – Воодушевляюще звучит. Я помню, что с Моста Времени любое будущее выглядит как множество вероятностей, никогда заранее неизвестно, какая из них победит. Но когда вы так говорите, из этого бесконечного множества явно остаётся только одна, которая лично мне как раз больше всех нравится. С такой поддержкой мне море по колено. И сам чёрт не брат.

– Да он тебе и так не брат, – усмехнулась леди Сотофа. – Честно говоря, плохо помню, кто такие черти, хотя ты несколько раз объяснял. Просто у тебя, по моим сведениям, вообще никаких братьев нет.

– Это правда огромная удача – что Сотофа желает и дальше иметь тебя под рукой в живом состоянии, – серьёзно сказал Джуффин. – Даже как-то нелепо о тебе беспокоиться теперь. Но я бы всё равно предпочёл, чтобы ты больше не совался в пасть этому наваждению, каким бы милым и безопасным оно теперь ни казалось. С другой стороны, на твоём месте я бы сам не стал слушать осторожных советчиков. Такими приключениями в здравом уме не разбрасываются и до конца жизни за них судьбу благодарят. Поэтому делай как знаешь. Твой поезд, сам и решай.

Вопреки ожиданиям – в первую очередь собственным – мне не особо хотелось в тот же вечер идти на пустырь, ждать поезд, запрыгивать на подножку, встречаться с Агатой и отправляться в очередное путешествие по её фантастическим мечтам. Как-то я от всего этого уже подустал. Не столько от самой Агаты, сколько от разговоров о ней.

Но я решил, что встретиться всё-таки надо, и чем скорее, тем лучше, не стоит тянуть. Как минимум извиниться, что исчез ни с того ни с сего, буквально на полуслове. Сам бы не хотел, чтобы мой собеседник посреди разговора вот так по-хамски исчезал.

И заранее ясно, теперь придётся заново убеждать Агату, что я по-прежнему на её стороне, готов помогать, если надо, а если не надо, тем лучше, буду навещать её просто так. А что мою силу больше нельзя захапать без спроса – ничего не поделаешь, собственная жизнь мне тоже дорога.

Необходимость объясняться, убеждать, утешать, давать обещания и всё остальное, что в подобных случаях приходится говорить, тоже не добавляла мне энтузиазма. Нет ничего хуже таких ситуаций, когда формально ты прав, но оппонента так жалко, что шла бы она в задницу, твоя блистательная правота.

Назло своему нежеланию я вышел из дома пораньше, как будто мне так не терпится прыгнуть в волшебный поезд, что на месте невозможно усидеть. Перед кем я разыгрывал этот нелепый спектакль и кого рассчитывал обмануть, непонятно; тем не менее я пришёл на бывший пустырь, окончательно превратившийся в сияющую огнями ярмарочную площадь, почти за час до полуночи. И почти сразу крепко об этом пожалел.

Всё-таки ярмарки я люблю исключительно воображаемые, где всё устроено по моему вкусу: молчаливые улыбчивые люди числом не больше полутора дюжин медленно прохаживаются под тихую мелодичную музыку среди прилавков с красивыми магическими амулетами и старинными фолиантами, а нарядные торговцы интеллигентным шёпотом предлагают им попробовать вина эпохи Хоттийской династии и горький ореховый лимонад. А так-то мало для меня найдётся работы труднее буйного ярмарочного веселья. Мгновенно от него устаю.

В общем, к моменту появления поезда я окончательно утратил последние крохи энтузиазма. Может быть, всё-таки не сегодня? – неуверенно думал я, пока поезд стремительно приближался, сверкал огнями и торжествующе гудел. Из окон проплывающих мимо вагонов доносился весёлый смех, звон бокалов, громкие возбуждённые голоса, как будто там была самая настоящая вечеринка. Хотя, собственно, почему «как будто была»? Теперь у Агаты есть спутники, лучшие в мире люди, вымышленные друзья. Конечно, они там вовсю веселятся, а как ещё в бесконечном путешествии время проводить?

У меня натурально камень с сердца свалился, когда я вспомнил про этих вымышленных друзей.

Ну и хвала магистрам, – сказал я себе. – Агата и без меня неплохо проводит время. И вряд ли сейчас получится нормально поговорить. Только обломаю кайф всей компании – вдруг посреди веселья ввалился неизвестно кто неизвестно откуда, хочет неизвестно чего… Или наоборот, меня там ждут? Вдруг Агата им все уши про меня прожужжала, и окажется обманщицей, если я не приду?

Ладно, – решил я, – если она меня позовёт, поеду. А если нет, лучше завтра в другом настроении приду.

Но Агата даже не выглянула в окно, не стала меня высматривать. Зато из окна чуть ли не по пояс высунулась какая-то другая женщина с буйными светлыми кудрями и чудесным русалочьим тонким лицом. Она восхищённо озиралась по сторонам, а увидев, как я её разглядываю, взмахнула рукой с бокалом, рассмеялась: «Твоё здоровье, красавчик!» – а потом закричала своим попутчикам: «Смотрите, скорее смотрите, что тут творится, у всех светящиеся веера!» Рядом с ней в окне возникли шляпа и борода, а больше я ничего не успел разглядеть, потому что поезд помчался быстрей, вагон, из которого выглядывали люди, проехал мимо, а за ним – ещё два, тихие и тёмные, озарённые только тусклым светом ночников.