Алексей Чайка - Крепость Луны [СИ]

«Как я не догадался?»

Под большим пальцем, там, где ладонь начинает переходить в запястье, пёком пекла родинка. Я нажал на неё безымянным пальцем правой руки и прошептал:

— Выйди из самой себя…

Я тут же ощутил за пазухой тяжесть и с редким благоговением вынул оттуда Ламбридажь в чёрной кожаной обложке. Долго глядел на неё, потом подошёл к столу и сел. Трепетно откинув обложку, вместо страниц я увидел красивое перо и золотую чернильницу. Снова закрыл записную книгу, затем вновь открыл. На этот раз вместо провала для пера, шелестели пустые страницы. На первой странице, в самом верху, едва разборчивым почерком было написано:

«Николай! Отзовись».

Я ухмыльнулся и написал ниже:

«Отзываюсь. Что стряслось?»

Прошла, наверное, минута прежде, чем появились слова:

«Я хочу, чтобы ты подстраховал меня. Где находишься?»

Я со смаком представил физиономию друга, и перо с азартом вывело:

«В тюрьме».

И снова ответ:

«Брось шутки. Вопрос жизни и смерти».

«Я не шучу, Денис. Я действительно угодил за решётку. Мне подкинули дело и обвинили в похищении».

Чёрные строки возникали одна за другой:

«Как может сыщик сесть в тюрьму? На что связи? Ты подводишь меня — знай это! Я рассчитывал на тебя. Впрочем, это ерунда, мой друг. Как только я закончу одно дело, я помогу тебе покинуть душные тюремные покои. Если, конечно, тебя к тому времени не повесят».

Я засмеялся и поторопился написать:

«Не надейтесь, господин Ярый! А за спасение буду благодарен. Что ещё?»

«Ничего. Спи, если на нарах это возможно. До связи».

Я спрятал перо и чернильницу в Ламбридажи и положил на неё левую руку.

— Спрячься в самой себе!

Чёрный том превратился в облачко дыма, которое тут же втянулось в родинку. Моя рука хлопнула по столешнице, потеряв опору.

Я снова лёг и, утомлённый впечатлениями, уснул. Не помню ни одного сна, который снился в ту ночь. Казалось, я только смежил веки, как в них ударил жёлто-оранжевый луч, вырвавшийся из-за облаков.

Громыхнул замок, и в проёме показался П.В… Я перевернулся на бок и только потом сел.

— Доброе утро, господин Переяславский. Благоприятно изволили почивать?

— Отлично.

Один помощник налил в умывальник свежей воды, другой поставил на стол тарелки и приборы, выглядевшие очень даже сносно для острога. Простого человека так уж точно не накормят, сразу подумал я.

— Наверняка, вы изволили взалкать?

— Чуть-чуть, — признался я.

— Тогда прошу присесть. Приятного аппетита.

П.В. удалился вместе с помощниками, оставив меня пожинать плоды острожской кухни. Эти плоды оказались приятными на вкус. Вероятно, готовились они отдельно.

Через час вновь явился надзиратель и пригласил прогуляться:

— Вас вызывают на допрос, господин Переяславский.

Столовые приборы пересчитали, вежливо загородившись спиной. Потом (уже менее вежливо) обыскали с ног до головы и провели по унылым коридорам в тусклое неуютное помещение с единственным запылённым окошком.

За пустым столом сидел главный следователь Западного отделения (я догадался, что это он, по мундиру, а также учитывая собственную должность). На мгновение показалось, что это упитанный сынишка одного из начальников забрёл в комнатушку, но потом я разглядел морщины, вислые щеки, неестественно большие для мальчика руки и понял, что передо мной зрелый, лучше сказать, полностью вызревший и начинающий потихоньку стареть мужчина. Веки его почти закрывали зрачки, и невольно создавалось впечатление постоянной дремоты.

В углу стоял дяденька богатырского телосложения, с неприятнейшей миной и красными, торчащими из-под соломенных волос ушами. Я сразу догадался, для чего он здесь.

— Садитесь, господин Переяславский, — сказал главный следователь. Голос у него был сладко-приторный, бархатный, с женскими нотками. — Меня зовут, если вы ещё не знаете…

— Увы, не знаю, — перебил я самым неделикатным образом, чтобы показать: имена начальников только потому, что они начальники, я знать наизусть не обязан.

Следователь приподнял веки, обнажив в глазках мышиного цвета искорки удивления, переходящего в раздражение и желание поквитаться.

— Меня зовут Эраст Владимирович Рубовский. Я главный следователь Западного отделения.

— Так и думал, — пробормотал я не без намерения.

— Простите?

— Весьма рад встречи, — я опустился на стул.

— Я тоже. Да, как видите, обстановка не радостная.

— Ага. Цветочков маловато, — кивнул я. — Люблю цветочки.

Мой лёгкий, беззаботный тон не понравился Рубовскому: я почувствовал, как воздух стал плотнее.

— Неловко говорить, но такова моя жестокая обязанность. Я возглавляю, как вы догадались, дело по злостному хищению ценных документов, на которых стоит гриф «Секретно».

— Догадаться не трудно, — вставил я.

— Это хорошо. Однако вы должны так же догадаться, что являетесь главным подозреваемым. И пока единственным.

— Значит, писарь Дмитрий, с которым я работаю, уже дал показания?

Рубовский медленно моргнул и ответил, глядя мне в глаза:

— Сразу. Он подтвердил свою невиновность и освобождён.

— При помощи какого же способа вы убедились в невиновности Дмитрия? — не повышая голоса, но с силой спросил я.

— А вам бы хотелось, чтобы он разделил с вами вину, господин Переяславский?

Я скривился и, не поворачиваясь, указал пальцем на угол помещения.

— Разумеется, я рад, что Митя невиновен. Просто тип, стоящий позади меня, навевает мысль, что ваши методы получения правды от подозреваемых противозаконны.

— Что вы говорите?… — голос Рубовского был мягок до безобразия. Ему бы веер в руки, и вышла бы дама приятная во всех отношениях, которая первой услышала новость о похищении губернаторской дочки.

— А то и говорю, что пока этот молодец не покинет помещение, я говорить не буду.

Рубовский хмыкнул, но промолчал.

— Отвечайте, что вы делали с Дмитрием!

— О, не кричите на меня…

— Знаете что, господин Рубовский, — зашипел я. — Вы, конечно, ведёте это дело, в коем я по нелепой случайности оказался обвиняемым, но вы не должны забывать, что вы ниже меня по сословию. Ни-же, — добавил я с нежностью, а потом с упоением заметил, как задрожала у Рубовского челюсть и звякнули зубы.

— Мы ему дали эликсир правды, — с улыбочкой, скрывающей тик, ответил Рубовский.

— Я запомню, — я тоже улыбнулся и незаметно надавил на родинку: теперь, даже если меня будут поить уничтожающими память зельями (в чём я не сомневался), то всё происшедшее запомнит книга.

— Попробуйте, — согласился Рубовский, и веки ещё сильнее опустились на зрачки, — однако нам пора перейти к делу. Как вам известно, при внеплановой проверке выяснилось, что в архиве нет важной папки. Члены комиссии вызвали сотрудников нашего отдела, после чего были проведены обыски у работников всего отдела, в котором вы работаете. Похищенные документы нашли именно у вас, поэтому вам и представлено обвинение. Однако вы смеете отрицать попытку хищения, не так ли?