Алексей Чайка - Крепость Луны [СИ]

— Разумеется…

Девушка поняла причину:

— Меня зовут Капския, и я вышла сюда за тем, чтобы проводить вас к моим сёстрам. Они уже знают о внезапно нагрянувшем госте и больше всего на свете желают с ним познакомиться.

— С удовольствием, — склонил я голову и поправил на плече сумку.

— Следуйте за мной, Николай.

Девушка сильнее открыла дверь и начала спускаться по узким крутым ступеням в каменном ходе, освещённом частыми, но через один потушенными факелами.

Теперь я могу сказать, что Капския была светла и бледна, льняные распущенные волосы накрывали ровную гордую спину. На ней было надето странное, светло-голубое платье из грубой ткани, а на ногах — плетёные туфли без каблука. Она походила бы на простолюдинку, деревенскую девушку на выданье, если бы не княжеская стать, взгляд, свободный от чувств, белые с большими металлическими браслетами руки, не тронутые заботами, неспешные законченные фразы, быстро ковавшиеся в голове, не отягощённой мыслями о суетном. Да и то, как она шагала по ступеням, предавало её образу сказочность и мифичность.

Проход повернул влево и стал чуть менее крутым. Постепенно я начал различать женский смех и возгласы, а вскоре совершенно убедился, что мы подходим к помещению, в котором весело проводят время какие-то девушки.

И вот факелы на стенах стали совсем не нужны, ибо из проёма падал яркий золотой свет. Мы сделали последние шаги, и я ступил на пол, устланный коврами. Огромная зала с драпированными алой материей стенами, с шестью сверкающими люстрами на золотых цепях, с европейской модной мебелью, представленной диванами и стульями, обитыми узорчатой тканью, круглыми столиками и трельяжами с зеркалами, с пальмами в кашпо с изогнутыми лакированными ножками, — эта огромная зала, вдруг явившаяся среди осенней серости и холода каменистого предгорья, ошеломила меня. Также поразило меня количество женщин, в большинстве своём молодых и совсем ещё девочек, которые действительно играли, гоняясь друг за другом, прячась за многочисленными диванами и кое-где расставленными комодами, запрыгивая на стулья.

При моём появлении, сопровождавшемся великим удивлением и смятением, вероятно, ярко отразившемся на моём лице, прелестные обитательницы этой замечательной в своём роде комнаты застыли на месте, оглянувшись в мою сторону, а потом разом, словно услышали строгий наказ матери, оправив подолы платьев, уселись кто на диваны, кто на стулья, а кто на качающиеся плетёные кресла.

— Сударыни, знакомьтесь: Николай Иванович Переяславский, сыщик и наш дорогой гость, — произнесла громко и всё также текуче и немножко бесчувственно Капския. — Будем любить его и жаловать.

Я поклонился, но от меня не ускользнул огонёк, полыхнувший в глазах девиц при слове «любить». Девушки шептались друг с другом, хихикали, поглядывали на меня, но ни одна из них не смутилась и не раскраснелась.

— Вы желаете отобедать? — спросила меня Капския.

— Не откажусь и буду весьма признателен.

— В таком случае, продолжим наш путь.

Мы пересекли залу (мне было неловко ступать сапогами по коврам) и оказались на расстоянии вытянутой руки от величественной золоченой двустворчатой двери, когда Капския снова обратилась ко мне:

— Будьте внимательны и строги к проказникам-купидонам, которые могут быть весьма заносчивы, ежели вы проявите к ним в первую минуту слабость. А впрочем, просто старайтесь не обращать на них внимания.

— Хорошо, — кивнул я, а про себя подумал: «Ну и ну! Здесь ещё и купидоны водятся!».

Вторая комната по размеру была такой же, как и первая, только здесь вдоль стен лежали высокие перины, а скамьи были подвешены на отливающих золотом цепях разной длины, отчего одни скамьи висели под потолком, другие — на середине, а третьи — почти у самого пола. Но моё удивление вызвала не мебель, а существа, её использующие.

То были купидоны, которых я видел на зарисовках в книгах по древнегреческой истории: полные розовощёкие младенцы, летающие не столько при помощи крыльев, сколько благодаря магии, потому что крылышки у них были маленькими, не способные выдержать вес в полпуда. А летали они чрезвычайно быстро, сбивая друг друга, цепляясь за цепи, гоняясь за противником. Гам стоял невозможный, но причиной удивления был не шум, свойственный детям, а странные забавы этих голых сорванцов. Оказавшись разнополыми, они прижимались друг к другу, при этом купидоны-мальчики совершали ряд резких движений нижней частью туловища, отчего купидоны-девочки звонко хихикали и пищали, но чему никак не противились, наоборот, они становились ещё веселее, когда сзади к ним приставал ещё один купидон-мальчик и совершал такие же движения, а над этим мальчиком сзади в такой же мере подшучивал другой разгорячённый малец. В результате получались целые хороводы до десятка купидонов, совокупляющихся друг с другом по-взрослому.

От подобного зрелища у меня даже лоб вспотел, я едва разбирал дорогу. В какую подземную обитель разврата я попал, и что меня ждёт? Я поглядел в красивый высокий затылок впереди идущей Капскии, и мне почему-то захотелось грубо остановить её, положив руку на плечо, развернуть к себе и спросить, что здесь, наконец, происходит и куда она меня ведёт. Но если быть предельно честным, у меня в голове промелькнул и второй вариант: тут же, не медля ни секунды, отбросить в сторону свою сумку, сорвать с девушки платье и овладеть ею на одной из перин, да так, чтобы она кричала на весь Урал, и крик её был слышен аж до старой чопорной Европы.

Она словно бы уловила эту мысль, с задорной улыбкой оглянулась, пригрозила пальчиком и толкнула двери.

Мы оказались в суровом каменном коридоре с тремя проходами.

— Не кажется ли вам, уважаемый Николай Иванович, что следует пройти в покои нашей госпожи и познакомиться с нею?

— Ээ… пожалуй, это замечательная идея.

— Значит, сразу налево.

Мы прошли немного и остановились посередине круглого помещения с диванами вдоль стен. Это помещение было чем-то вроде коленной чашечки в человеческой ноге: оно соединяло два прохода: один холодный каменный, а другой, как потом оказалось, блистающий уютными восточными тканями.

— Николай Иванович, я должна вам кое-что сказать. — Капския выглядела смущённой и как бы сомневающейся в известном ей предмете. — Видите ли, наша госпожа — великая фея Тауфтанского предгорья много лет назад завела такой обычай… как вам это сказать… все гости её не зависимо от возраста и положения… давний обычай, традиция, которую никто не смеет нарушить… все гости её входят в её покои без одежды.

— Что вы, это не страшно, я оставлю свой полушубок и жилет там, где вы укажете, — быстро произнёс я, хотя в глубине души и сам не верил в то, что угадал направление её мысли и мигом оборвал все сомнения.