Джесс Ротерберг - Королевство [litres]

Этой ночью я не могу отдыхать. Как только я закрываю глаза, мне видятся светло-карие глаза Евы, как она смотрит на меня в зеркало, а кровь лисы стекает по моим рукам в раковину. Я вижу испачканный грязью подол ее лавандового платья. Я вижу ее лицо, освещенное дисплеем телефона, который украла Ния. Я вижу ее тело – серебристые очертания красоты и движения, – когда она бросается под поезд.

Я поворачиваю лицо вправо, стараясь выровнять дыхание, и разглядываю черты Нади, которая лежит в нескольких шагах от меня в кровати Нии. Я по-прежнему считаю, что это кровать Нии, хотя прошло уже столько времени.

Неожиданно я замечаю, что глаза у Нади открыты, она моргает и пристально смотрит в потолок.

«Утром», – шепчет она так тихо, что ни один человек не услышал бы. Но я слышу.

«Утром что ?» – спрашиваю я.

«Ранняя пташка поймает червяка», – отвечает она.

Она тоже выучила наш кодовый язык?

Я медлю, прежде чем ответить. «Птичка объелась червяками».

«Она захочет съесть его, – продолжает Надя, не глядя на меня. – Этот червяк принадлежал выпавшей птичке, первой. Теперь он будет у той, которая следующая в гнезде. Он будет ждать в том месте, где птичка спит».

Я теряю покой.

Но утром, после окончания ритуалов ухода за собой и украшения, я нахожу сокровище – « валентинку », спрятанную под матрасом кровати Нади – в точности, как она и обещала.

Но эта открытка адресована не Еве, как я ожидала.

Она адресована Ние.

[01:24:08–01:25:47]

Д-Р ФОСТЕР:Единственное, чего я никак не могу понять: как ты умудрилась так быстро перетащить тело Оуэна из леса в мусоросжигательную печь?

АНА:Я этого не делала. Я Вам говорила.

Д-Р ФОСТЕР: Двадцать пять минут. И ни одна камера, ни один сотрудник не заметили.

АНА:Почему бы Вам не послушать меня?

Д-Р ФОСТЕР:Лгать больше незачем. Мы достали медицинский браслет Оуэна из пепла.

АНА:[Молчит.] Достали?

Д-Р ФОСТЕР:Что это было, Ана? Ты была в ярости, узнав наконец правду? Не только то, что Оуэн предал тебя, но и то, что ты была настолько наивна, чтобы поверить в сказку, для продажи которой и была сделана? Тебя волнует то, что твой роман, которым ты жила, оказался не более чем вымыслом?

АНА:Нет. Совсем нет.

Д-Р ФОСТЕР:Почему нет?

АНА:Потому что это – не мой вымысел, д-р Фостер. А Ваш .

Август Ворона чатам

Тринадцать месяцев до суда

Целую неделю я остаюсь в изоляции в спальне Волшебниц.

«Обновления для системы безопасности, – говорят посетителям. – Приносим извинения за доставленные неудобства».

Время проходит в размышлениях. Я думаю о Еве. Об Оуэне. И об обнаруженной под матрасом Надиной кровати «валентинке». С ней вообще ничего непонятно. Начать с того, что в День святого Валентина Нии с нами даже не было – ее забирали на перепрограммирование на долгие шесть недель, поэтому она сама не могла получить эту открытку. И еще этот маленький, блестящий, как сокровище, шарм «русалка», который я нашла в конверте. Семья Голд , которая послала эту открытку, похоже, знала Нию лично. Они пишут о времени, проведенном вместе. Но как? И когда ?

Я пытаюсь понять, пытаюсь разгадать эту тайну, но, вероятно, после всего того, что случилось, разгадывать уже нечего.

Я надеваю новый шарм на браслет Нии.

Может быть, это просто еще одно сокровище, мерцающее в темноте. Совершенно бесполезное, если не учитывать, что оно что-то значило для своего владельца.

Нии нет.

Евы нет.

Меня тоже скоро не будет?

«Ты еще не готова, – изо дня в день говорит Мама, кладя руку мне на лоб, словно температура моего тела не регулируется вручную. – Тебе надо отдохнуть».

Сможет ли отдых избавить от того чувства, что живет у меня внутри?

Сможет ли отдых изменить то, что я сделала?

Чем дольше я остаюсь в постели, тем больше подозреваю, что Мама лжет. Я думаю, что они наблюдают за мной, хотят узнать, нет ли у меня тех же признаков, что были у моих сестер – сначала у Нии, потом у Евы.

Признаков разрушения.

Непредсказуемости.

Небезопасности.

Это меня смущает. В конце концов, это я помогла им найти Еву. Это я сказала им, что она хочет спастись: это слово сделало ее непредсказуемой , то есть неспособной вернуться к жизни в Королевстве. Но если следование правилам делает меня настолько опасной – наручники были затянуты с такой силой, что мои запястья кровоточили, – тогда, вероятно, пора перестать следовать им так старательно.

Может быть, мне пора придумать несколько собственных правил.

После устранения всех рисков моего неправильного функционирования меня вновь выпускают в парк. Но возвращение происходит постепенно. Сначала мне разрешают только короткие прогулки по территории дворца в сопровождении одного или нескольких Супервизоров. Потом постепенно добавляются парады и нешумные представления, но танцевать пока нельзя, и как долго – непонятно. Вскоре добавляются приветственные встречи, но только групповые и только под присмотром. И, наконец, после неимоверного количества интервью, проверок, взвешиваний и курса питания с повышенным содержанием железа меня выпускают в мир на полный день.

Это оказалось тяжелее, чем я ожидала.

Солнце слепит глаза. Я чувствую себя не в своей тарелке. Даже посетители кажутся более шумными, чем прежде. Менее предсказуемыми. Не такими добрыми. Один мужчина отругал меня за то, что я не смогла быстро показать ему дорогу в Страну Джунглей; женщина обвинила меня в том, что я «провокационно» улыбалась ее сыну-подростку. Даже дети ведут себя из рук вон. Толкаются. Вопят. Дерутся со мной, словно я их кукла. Их игрушка .

День ото дня я чувствую себя все более вымотанной. Уставшей. Не уходит болезненная стесненность в груди. Но каждое утро, как часы, мы собираемся вместе в крытом переходе, чтобы начать все сначала.

Сверкающие платья.

Соединенные руки.

Тысячи голосов выкрикивают наши имена.

«Кая! Юми! Зара! Зэл! Ана! Надя!»

Еву не зовут, и меня каждый раз это ранит.

С того места, где я стою, мне видна табличка на новой статуе, возведенной на городской площади в честь Евы. Ее имя навеки высечено в камне.

Любимой Еве, последней из поколения. Ушедшей на покой. Навсегда в наших сердцах.

Королевство представило выключение Евы как красивое завершение истории, выпустив памятные футболки, куклы, фильмы и постеры. И это – моя вина.

Пытаясь поступить правильно… Я в реальности сделала самую ужасную ошибку.

Но еще теперь я знаю, что Ева была воровкой. Всегда и везде.