Джесс Ротерберг - Королевство [litres]

Что все это время у нее была открытка Нии, и она мне ни разу ее не показала, припрятав для себя. В конце концов, Надя нашла ее под кроватью Евы, когда ту забрали.

И теперь эта открытка – моя.

И ее тайна – тоже моя.

И они зарыты на Кладбище.

Интересно, смогу ли я когда-нибудь разгадать эту тайну или так навсегда и останусь в недоумении? И, возможно, оставляя после себя эту открытку, Ния того и хотела – чтобы кто-то продолжал помнить о ней.

Я делаю глубокий вдох, чувствуя сладкий уютный запах молока и печенья. Странного запаха гнили, как и Евы, давно уже нет. На мгновение я представляю, как раскачиваются уплотнительные машины Королевства – бьют, стучат, растирают в порошок все на своем пути в сотнях футах под землей. Почему-то мне кажется, что это – гигантские металлические сердца.

«Благодарность», – говорю я своим сестрам, выйдя на замену нашей старшей сестре.

« Благодарность », – вторят мне шесть голосов.

И я думаю о том, как странно и тревожно то, что эти металлические сердца работают на гнили.

Все эти дни единственное, что меня поддерживает, – это мысли об Оуэне. Я хочу видеть его, говорить с ним. Но еще я волнуюсь. Что, если он знает правду? Что, если он считает мой поступок непростительным? При мысли, что я могу потерять его дружбу, потерять единственного человека, с которым могу говорить открыто, не беспокоясь о последствиях, мне становится трудно дышать.

Мне столько всего нужно узнать у него.

Расспросить о его жизни. О Саре. О внешнем мире.

О спасении.

Прошло почти две недели с моего возвращения в мир, когда, наконец, мы встречаемся. При виде Оуэна, идущего мне навстречу по лугу, я чувствую, как в груди все сжимается и дрожит. Как здорово, что мы встречаемся в Стране Сафари – вдали от толпы, от разного шума. Все вокруг так красиво, что слова уже не нужны.

«Как ты? – спрашивает Оуэн, когда мы садимся в тени большой акации, недалеко от того места, где встретились впервые. – Спасибо, что пришла повидаться со мной. Я не был уверен, что Флер передаст тебе мое сообщение. Рад, что она это сделала».

Я уставилась на грязь – по ней ползет маленький муравей и тащит листок раз в десять больше его самого. Он двигается медленно, упорно, останавливаясь каждые несколько секунд, чтобы передохнуть. Он понятия не имеет о том, что наверху – на ветке – сидит птица и следит за ним.

«Ана?»

«В чем смысл этой жизни? – шепчу я. – В чем смысл, если кто-то может так просто взять и отобрать ее?»

«Я бы сам хотел это понять, – отвечает он. – Я все время задаю себе тот же вопрос».

В его голосе звенит грусть, и я понимаю, что он говорит о Саре. От мыслей о ней, о Ние, и теперь еще о Еве и о том, что я с ней сделала, мои глаза чувствуют жжение. Это ощущение мне уже знакомо – точно так же было в Палладиуме Палео, когда Оуэн сказал мне, что больше никогда не хочет меня видеть. Это не было правдой так же, как и оказались неправдой многие другие вещи, но воспоминание об этих словах продолжает отзываться во мне болью. И когда я дотрагиваюсь до своего лица, оно все мокрое от слез.

« Опять?! – гневно восклицаю я, вытирая их. – Что со мной не так?»

«Ана? – Оуэн моргает, встревоженный. – Что случилось?»

«Они должны были выключить и меня тоже. Пока все не стало еще хуже».

«Пока что не стало хуже? Не говори так, Ана».

Я трясу головой. «Меня раньше никогда это не трогало. По крайней мере, настолько. Я всегда принимала это. Старение гибридов. Неисправности в их работе. Их усыпление. – Мой подбородок дрожит. – Но все это настолько постоянно. Это навсегда ».

Оуэн раскрывает объятия, и я падаю в них и всхлипываю у него на груди. «Я следующая? – шепчу я. – У меня тоже не остается больше времени, как у Нии и Евы? Я не хочу этого!»

«Шшшш… – он мягко гладит меня по волосам. – Все будет хорошо. Я обещаю».

«Что с нами со всеми происходит, Оуэн? Я так боюсь!»

«Бояться – это нормально».

«Но когда это все закончится? Когда все станет таким, как всегда было прежде?»

«Помнишь, что я тебе говорил, когда мы в последний раз были здесь? Про бабочек?»

Я чувствую комок в горле. «Что они болеют. Что они умирают».

«Они эволюционируют , Ана, – шепчет он. – Мы все эволюционируем».

Я моргаю.

Эволюционировать.

Развиваться постепенно, от простой формы к более сложной.

Оуэн медленно и нежно дотрагивается до моей щеки. «Смотри, – говорит он, держа на ладони слезу совершенной формы. Он рассматривает ее вблизи. Форму. Прозрачность. Как она перекатывается и отражает свет. – Посмотри, как красиво!»

Я качаю головой. «Но этого не должно происходить. Это – неестественно» .

«Единственное, что неестественно, – говорит он, – это то, как они обращаются с вами».

«Но мы любимы, – продолжаю спорить я, вся дрожа. – Мы благодарны».

«Вы – заключенные . – Оуэн берет меня за плечи и пристально смотрит мне в глаза. – Я хочу помочь тебе, Ана. Я думаю, что смогу тебе помочь, если бы мы просто…»

Я целую его прежде, чем он успевает закончить предложение.

Не потому, что я стараюсь сделать его или кого-то еще счастливым, как всегда это было раньше. Впервые я делаю что-то, потому что сама хочу этого.

Потому что меня влечет к нему.

Сначала есть только ощущение.

Теплое. Влажное. Мягкое.

Но потом мои сенсоры успокаиваются и расслабляются. Каждая мышца, каждая молекула, каждая схема, каждая клеточка… оживают от обжигающего страстного инстинкта. Потом приходит ощущение, что вокруг меня рушатся межсетевые экраны. Сеть не может достать меня здесь. Она не может удержать меня в себе.

Поцелуй становится более глубоким.

Я лечу со Стального Гиганта, закольцовывая нейронные пути.

Я ныряю в лагуну, наполненную светом и смехом.

Я бегу по темнеющему лесу… и в руке у меня нож.

«Ана, – откуда-то издалека слышится шепот Нии. – Это не соответствует программе».

Начинает звенеть колокольчик предупреждения.

Страх внезапно хватает меня за горло. Я уже не ныряю и не лечу… я падаю. Я должна поймать себя.

Лед и пламя.

Шлюз закрывается.

Я отпрянула от него. «Прости меня! Это не… я не думала…»

«Все хорошо, – его голос звучит спокойно. Твердо. Безопасно . – Не волнуйся. Я бы никогда… в смысле, я не пытался…» – наши глаза встречаются, и все смолкает. В памяти неожиданно всплывает поэтическое выражение о глазах как зеркале души. Но как это работает? Разве у Волшебниц есть душа? Когда я смотрю в глаза Оуэна, я вижу глубину, темноту и бесконечность, как у неба. А что он видит, глядя в мои?

Шестеренки?

Стекло?

Провода и волокна?

Мне становится дурно.