Эмили Бейн Мерфи - Исчезновения [litres]

– И даже тогда – вспомните год, когда пропали сны, – вклинивается третий голос, – мы осознали это только через несколько дней.

– Айла! – Джордж хватает меня за руку. – Куда ты уходила раньше? Ты просто исче… ой, неважно. Плохо подобрал слово.

– Привет, Джордж, – говорю. – Это мой брат Майлз.

– Майлз – как мили [4] Игра слов: на английском имя Майлз (Miles) созвучно слову «мили» (miles). , – говорит Джордж, – а не километры? – Он улыбается собственной шутке.

Майлз тяжело вздыхает и смотрит на меня.

– Никогда прежде не слышал эту шутку, – замечает он бесцветно.

– Ну, в любом случае классные перчатки, – говорит Джордж. – И, ой, спрячьте меня, ладно?

Он быстро приседает между нами.

– Джордж… что ты делаешь ? – спрашиваю я, оглядываясь вокруг. Уилл снова исчез в толпе.

Джордж наклоняет голову и прищурясь смотрит на меня.

– Читала бумажку, что я отдал тебе на гонках, о Макельроях?

Я бросаю взгляд на Майлза. Он не знает, что я выбиралась посмотреть гонки Бурь, и не хочу, чтобы узнал.

– Да, – отвечаю я протяжно и бросаю на Джорджа многозначительный взгляд.

Джордж выпрямляется и оглядывается.

– Помнишь, как там было написано, что Чарлтон Темплтон женился на ком-то другом вместо моего предка Лорны? Один из его потомков – девушка нашего возраста из Коррандера, ее зовут Марго Темплтон. – Он пробегает руками по волосам. – Мама хочет помириться с ней, показать, что мы объединились, чтобы люди не думали, что за Проклятием стоят наши семьи.

– Понятно. Примирение, кажется, пройдет очень хорошо. – Я вызывающе улыбаюсь и краду горсть его попкорна.

– Ну, Марго все усложняет, – говорит он, отпихивая мою руку. – Она всегда выглядит так, словно планирует меня прихлопнуть.

Я разглядываю толпу равнодушным взглядом. Там стоит девочка, которая сердито смотрит в нашем направлении. Ее голову украшает ободок со стразами на кучерявых пепельно-каштановых волосах. Она могла бы быть красивой, если бы не постоянное недовольное выражение лица. Сложно сказать.

– А, – говорю, – думаю, я вычислила ее.

– Видишь? Она просто пугает.

– Бьюсь об заклад, ты мог бы купить ее расположение с помощью попкорна. – Засовываю руку в пакет за еще одной горстью. Кукуруза летит в разные стороны, когда я кладу ее в рот. – Он очень вкусный.

– Веди себя прилично, – говорит Джордж. – Думаю, правило таково, что ты должна быть на моей стороне.

– Так как твоя мама хочет, чтобы ты извинился?

– Я почти уверен, что она хочет, чтобы я сделал предложение.

Я давлюсь попкорном.

– Или… по крайней мере, пригласил Марго на Рождественский бал.

– Звучит более приемлемо для начала, – говорю, приходя в себя. Вместе с Майлзом, следующим за нами, мы находим место в траве, серебряной и прохладной в лунном свете. Она щекочет мои голые ноги. С этой выгодной точки обзора нам хорошо виден ряд Беас.

– О, ну, хм, насчет… – мямлит Джордж. Его веснушки темнеют. Он говорит тише, чтобы не услышал Майлз. – Я типа думал, что было бы веселее, если, может… мы пошли бы на бал вместе.

– О! – восклицаю я и в замешательстве отправляю еще одну горсть попкорна в рот. Замечаю доктора и миссис Клиффтон, которые сидят на несколько рядов дальше. Она прислонилась к нему. Легкий ветерок шевелит ее волосы. Я не ищу Уилла. – Хорошо, – все, что могу сказать.

– Здорово, – говорит Джордж, откидываясь назад на траву.

Дирижер мистер Райли стучит палочкой о пюпитр, поднимает руки в воздух. Оркестранты ставят инструменты в положение готовности, словно от кончика палочки дирижера натянуты нити паутины, и публика затихает. Рука мистера Райли опускается, и по его сигналу группа струнных инструментов оживает вместе с музыкой.

Мелодия такая всеобъемлющая и насыщенная, что проникает в мою грудь, размывая грань между удовольствием и болью. Может, она и то и другое и объединяет их во что-то одно. Я закрываю глаза и слушаю, думая о том, что сказал доктор Клиффтон о комбинациях, которые создают магию.

Когда начинает играть Беас, я обращаю свое внимание к ней. Ее глаза закрыты, и мелодия течет сквозь нее, словно она сама создана из музыки. Часы, на которые все стараются не смотреть, отсчитывают секунды. Крещендо скрипки Беас поднимается на вершине ее соло, ее подбородок направлен вверх, когда смычок опускается вниз.

А потом ноты скрипки внезапно умолкают, будто испортилась запись, которую мы слышим по радио, и вилку выдернули из розетки.

Руки Беас продолжают двигаться, но слышатся только скрежет конского волоса о стальные струны и легкое покашливание среди публики.

Кто-то неловко хихикает, потом другой ахает, и за этим раздается низкий стон. Джордж садится и сжимает руками колени так, что пальцы становятся белыми.

– Нет! – крик маленькой девочки прорезает тишину. Музыканты проверяют свои инструменты и встают, опрокидывая стулья и недоуменно опуская смычки. Члены их семей выбегают из толпы с протянутыми руками.

Пожилая женщина стоит рядом со мной и прерывающимся голосом говорит:

– Пожалуйста, пусть будет что-нибудь другое.

Посреди этого хаоса я лихорадочно ищу Беас.

Она не сдвинулась со своего стула. Сидит и смотрит на партитуру перед собой, вытирая слезы, прежде чем они падают на ее опущенную скрипку.

27 октября 1941 года

Птица: канарейка

Канарейки не поют осенью.

Часть их мозга, отвечающая за пение, отмирает.

Она снова развивается за зимние месяцы, чтобы птицы могли запеть с приходом весны.

– Как думаешь, что мне сегодня надо сделать? – спрашиваю Финеаса. Я беру наши тарелки, чтобы помыть их в раковине. Капли росы собираются в стеклянные камешки вдоль окна. – Я мог бы заменить петли входной двери.

Он прочищает горло.

– Думаю, что всякие работы мы вполне закончили, – говорит он осторожно. Я отскребаю застывший желток со своей тарелки, понимая, что значат его слова. Теперь, когда я добыл деньги и починил дом, моя полезность исчерпана.

Мое горло сжимается так плотно, словно я проглотил комок ваты. Надеюсь, он прямо скажет об этом. Будет намного хуже, если он будет кружить вокруг да около, намекая.

Может, мне надо просто сказать, что собирался уходить в любом случае. Я так сильно тру тарелку, что, боюсь, она может треснуть в моих руках, неровно вздыхаю и ставлю ее на подставку для просушки. Специально оставляю маленькие кусочки яйца, прилипшие к ней туманным кольцом.

Финеас складывает салфетку.

– Я думал, ты мог бы все равно остаться. Жить у меня, – объявляет он, отодвигаясь от стола. – Но нам понадобится новая печь. Так почему бы тебе не пойти и не найти новую?