Роберт Беннет - Город клинков

Откуда она это знает?

В голове возникает новая картинка: семеро адептов Вуртьи стоят в ряд, положив руки на эфесы больших мечей, а за ними высится огромный, похожий на лабиринт океанополис. Адепты изучают взглядом залитого кровью молодого человека. И он встанет на колени на гальку у их ног и склонит голову, ожидая их решения.

А перед глазами у нее пока только молодой человек, олень и деревья. И мягкий свет луны.

«Откуда я это знаю?»

Тьма рассеивается.

Над ней смигивает теплый желтый свет масляной лампы.

А Панду говорит:

– …представьте, как они поняли, что это яйца. Я им в детстве не доверял. И не хотел становиться одним из них.

Мулагеш вдруг понимает, что она по-прежнему идет по тоннелю. Что она вообще не останавливалась. Она смаргивает и смотрит вперед – там только туннели и масляные лампы – никаких деревьев и оленей.

– Но сейчас-то я ем яйца, мэм, – добавляет Панду. – Конечно, ем.

Мулагеш осматривает себя – вроде ничего не поменялось. И, похоже, Панду ничего не заметил. Может, это только игра воображения? Но нет, вряд ли – с воображением у нее не очень, а даже если это так, видение слишком глубоко врезалось в память. И ощущения, ощущения, это было совсем не во сне: мокрая трава, стекающая капелька меда, странный ландшафт – она видела, без сомнения, древний Вуртьястан. Такого не выдумать самому гениальному поэту…

Так что, проклятье, здесь происходит?

– Ну вот мы и пришли, – говорит Панду и указывает на что-то впереди них.

Там три сайпурских солдата вгрызаются в стену чем-то похожим на газоприводные дрели. Они снова и снова сверлят скалу, а та опадает порошком в металлический контейнер у их ног. А в нескольких ярдах за ними стоит тачка. Она думала увидеть вагонетку, как в угольных шахтах, но, похоже, добытчики тинадескита еще не успели обзавестись всем необходимым.

– Джентльмены. – Панду кивает всем троим. – Тинадескит, как мы выяснили, не залегает отдельными жилами. Он больше похож на порошок, мэм, на пыль в песчаных углублениях. Очень необычно для металла. Мы высверливаем трещины и каверны, как вы ранее видели, а дальше остается только отделить тинадескит от песка.

Мулагеш все еще пытается взять себя в руки после… а вот после чего? Видения?

Она откашливается:

– Далеко ли тянутся эти шахты, старший сержант?

– Очень далеко, мэм, – отвечает Панду. – Тинадескит залегает неравномерно. Мы используем для поисков особые магнетизированные материалы и с их же помощью отделяем металл от песка.

– Можно мне посмотреть?

– Конечно, мэм.

Похоже, Панду уверен, что Мулагеш увидит только пустой, скучный камень. И это вполне может случиться. Но ей очень хочется найти здесь хоть что-то, связанное с Чудри, что-нибудь, что осталось после того, как та спускалась в шахту. Возможно, это послужит ключом к тому, что с ней произошло.

– Сколько тинадескита добыто к настоящему времени?

– Около шестидесяти тонн.

– Шестидесяти тонн?

– Именно так, генерал.

– Это для экспериментов им столько нужно?

– О нет, – качает головой Панду. – Это для того времени, когда одобрят проект. Лейтенант Пратда считает, что, если тинадескит пройдет все тесты, мы смогли бы уже выйти на промышленную мощность. Сейчас тинадескит хранится на небольшом складе в форте. Там он и будет лежать, пока Галадеш не даст нам отмашку, генерал.

– Значит, никаких нештатных ситуаций во время хранения не было?

– Нет. У нас в форте вообще мало чего проис…

И тут свет опять гаснет, и тоннель погружается в темноту.

О нет. Только не это.

Она слышит звон доспехов и скрип кожи.

Неужели опять… это все не по-настоящему…

Пахнет жасмином и речной водой. Неподалеку шепчет и хихикает ручеек.

Она стоит в мягком дневном свете, на ярко-зеленой траве, по которой пробегает мягкий ветерок. И деревья тут есть – ого, какие высокие…

Она понимает, где находится, практически сразу. Она в Сайпуре, конечно. Нигде больше не найдешь таких высоких деревьев со столь густой листвой. И это опять похоже на воспоминания. Словно она всегда помнила это, каждую деталь…

Кто-то идет к ней по зеленой траве. Хотя еще не стемнело – она знает, что сейчас день, а не ночь, – света слишком мало, чтобы разглядеть голову идущего к ней человека. Она странным образом раздута, как будто у него слишком большой череп…

Света прибавляется. И она видит застывшее металлическое лицо с вечно оскаленными игольчатыми зубами, пустые глаза…

Фигура вуртьястанского адепта дрожит и идет волнами. Трудно понять, из чего сделаны доспехи – из металла? Кости? Или того и другого? На плечах, локтях и коленях топорщатся шипы, похожие на рожки молодого оленя. В некоторых местах доспех скреплен толстыми полосами кожи, а в других он словно вырос на теле, слился с плотью. Доспехи покрыты давними пятнами, бурыми и красными – наверняка это кровь, забрызгавшая его во время очередной резни.

Она смотрит на наросты шипов и понимает: этот доспех питается кровью. Именно так он вырастает на хозяине, потому и столь прочный. А этот хозяин вдоволь напитал его кровью.

Адепт склоняет голову, к чему-то прислушиваясь, и идет дальше.

«Откуда я все это знаю?»

Доспех весь покрыт орнаментом, а вот меч не украшен никак – это просто четыре фута гладкой стали. Клинок слегка изогнут и толщиной с добрый секач. Весит подобная штука не меньше семидесяти фунтов, однако адепт несет его с такой легкостью, словно это тонкий прутик.

К реке подходит еще один адепт. Оба они очень высокие – в них не меньше шести с половиной футов роста. Конечно, под властью Божеств континентцы вырастали такими высокими – ибо лучше питались и не болели. Второй адепт на ходу поднимает меч. Первый делает то же самое. И тогда…

Трудно сказать, что происходит дальше. Однако Мулагеш все знает – тем самым странным знанием, словно это случилось с ней, просто давно, и сейчас она припоминает. Но ощущения настолько странны, настолько не укладываются в ее картину мира, что ей трудно подобрать верные слова.

Мечи разговаривают друг с другом.

Впрочем, это не совсем так: мечи выполняют роль антенн, с помощью которых адепты разговаривают. Происходит это мысленно, и второй спрашивает первого:

– Беглецы?

Первый отвечает:

– Обнаружены двое.

– Преданы смерти?

Два адепта по-прежнему переговариваются через мечи – а затем память показывает им картину: два сайпурских раба, мать и сын, бегут через джунгли. Первый адепт неотступно преследует их, прорубаясь через подлесок, снося мечом большие деревья. Мальчик спотыкается, мать кидается его поднимать. Адепт заносит огромный клинок и…

Память отвечает:

– Да.

Второй говорит:

– Третий не мог уйти далеко.