Роберт Беннет - Город клинков

Панду везет ее к «месторождению», как они это называют. Мулагеш смотрит из окна на вытянувшиеся по обе стороны дороги ограды с угрожающе-колючей проволокой наверху.

– Семь миль в длину, – замечает Панду, когда они выезжают. – Сто тонн алюминия вбухано в это ограждение. Хотя сейчас ограда в не слишком хорошем состоянии – дорогу надо чинить.

– Выходит, когда ты впервые меня сюда вез, ты знал, что тут вовсе не собираются строить новые укрепления, правда?

Панду смущенно откашливается.

– Э-э… да, мэм. Это у нас просто легенда такая для секретного объекта.

– Ну ладно. Я рада, что ты сумел меня так здорово обмануть, Панду.

– Всегда к вашим услугам, генерал.

Впереди она различает какие-то сооружения: прожекторы на башнях, еще одно проволочное заграждение. Проволока за стенами, стены за проволокой. Очень напоминает Мирград.

– Мы на месте, мэм, – говорит Панду.

Они выбираются из машины и идут к блокпосту. Еще одна будка охраны, еще один ряд желтых и красных запрещающих знаков. Панду показывает пропуск, и их проводят внутрь.

– Мы называем это шлюзом, – говорит Панду.

Перед ними какое-то сооружение из бетона с втяжной дверью.

Дверь открыта. Они входят и оказываются под тоненькой крышей. Вокруг бетонные стены, освещенные голыми лампочками. Пол из железа, Мулагеш различает наложенные квадратом сварочные швы.

Панду идет к рубильнику в середине забранного решеткой участка пола и говорит:

– Подойдите, пожалуйста, поближе, мэм.

Мулагеш повинуется. А Панду-то весь бледный, аж пепельного цвета.

– Все в порядке, Панду?

– Э-э-э… ну… Я не очень-то люблю спускаться в шахты, мэм.

– А почему? Тебе трудно находиться в закрытом и темном помещении?

– Нет, такого за мной не водится, мэм. Просто… – тут он замолкает на мгновение. – Ну… вы сами увидите.

– Увижу что?

– Боюсь испортить вам впечатление. Если вы готовы, мэм…

Он нажимает на рубильник, и пол под ней проваливается. То есть так ей кажется: она пошатнулась, но устояла на ногах. Видимо, середина пола – что-то вроде лифта, на котором можно поднимать большие грузы этого металла.

Интересно, сколько тинадескита они планируют здесь добыть?

Поначалу они опускаются в шахту лифта с гладкими бетонными стенами. Потом проезжают грубо обработанный участок, а затем бетон вовсе исчезает и начинается собственно скальное ложе – темный гранит с поблескивающими вкраплениями силикатов. Что-то такое Сигню говорила насчет бомбы… Надо приглядеться к стенам – нет ли на них каких следов человеческой деятельности? Но нет, это не руины какого-то сооружения, кругом только наросты камня и тени.

И вот они спускаются к входу в туннель, освещенный под потолком масляными лампами. Лифт резко останавливается. В десяти футах от них на стуле сидит охранник. Солдат кивает им.

– А это, мэм, – говорит Панду, – тинадескитовые шахты Вуртьястана.

Они выходят из лифта, но Мулагеш тут же останавливается, чтобы рассмотреть стены туннеля. Все тот же темный гранит, только повсюду высверлены дырки, словно здесь поработали гигантские термиты.

– Так. Ну и как он добывается? – спрашивает Мулагеш.

– Давайте тогда начнем осмотр с рабочей шахты, мэм, – отвечает Панду. – Это будет более информативно.

Они долго идут по темным туннелям, то и дело пригибаясь, чтобы не задеть свисающие с потолка масляные лампы. Воздух здесь прохладный и застойный, но Мулагеш почему-то кажется, что она ощущает ветерок. Она словно продвигается через бронхи и альвеолы гигантских легких, через подземную плевру, которая то опускается, то поднимается, проталкивая по бесконечным коридорам воздух…

– Я понимаю, почему вы не любите сюда спускаться, – говорит она Панду. – Странное какое-то место…

Панду резко поворачивает налево. До них доносятся звуки – кто-то скребет и измельчает камень.

– Вы беспокоитесь насчет божественной природы, мэм? Как и люди из министерства?

– Ну да. Немного беспокоюсь. Неужели такое дело можно приписать действию природных сил?

– Пожалуй, да. В детстве, – продолжает Панду, – я спускался в русло высохшей реки. Я исходил его вдоль и поперек, а потом однажды увидел, что один склон оврага осыпался, генерал. Осыпался – и открыл целые залежи кристаллов. Наверное, это был кварц. Я тогда не знал, что такое часто случается в природе. Я даже представить себе не мог, что на свете существуют такие штуки. Вы понимаете? Мне это казалось удивительным и прекрасным из-за недостатка знаний. Поэтому теперь, когда мы наткнулись на этот странный металл, я все думаю: а вдруг мы просто мало знаем?

– Возможно, вы правы, старший сержант, – отзывается Мулагеш. – Возможно.

– Представьте себе человека, который в первый раз в жизни видит магнит. Или кремень. Или молоко. Мы, сайпурцы, полагаем, что очень много знаем об окружающем мире, а на самом деле мы такие же неучи, как и все остальные…

По туннелю снова проносится ветерок.

Свет вокруг постепенно гаснет.

Температура падает. Смыкается темнота.

Мулагеш осторожно идет вперед, чувствуя, как сильно бьется сердце, разгоняя кровь в руках и ногах.

Да что здесь такое происходит?

Под ногами уже не твердый камень, а что-то мягкое.

Похоже на мокрую траву.

В туннель просачивается холодный белый свет.

Мулагеш щурится и видит: в этом свете кто-то или что-то есть. Что-то тонкое и высокое.

Деревья. Но это невозможно, такого просто не может быть. Тем не менее впереди она видит рощицу, воздух становится влажным, наплывает туман. За их спинами висит луна, заливая все холодным светом. Панду исчез.

Где-то впереди пищат и чирикают крапивницы и луговые групилы. До Мулагеш доносится мерное дыхание океана.

По мокрой траве медленно вышагивает олень – потрясающе красивый, жемчужного окраса, его бока блестят в лунном свете. Дыхание его вырывается облачками пара, ноги забрызганы темной грязью.

Из тени деревьев выступает молодой человек. Он весь перепачкан, белки глаз так и сверкают под маской грязи. И еще что-то поблескивает в его руке – кинжал, кинжал из бронзы.

Олень оборачивается к нему и выжидающе смотрит. Потом всхрапывает – одновременно любопытно и недоверчиво. Молодой человек протягивает ему свободную руку. Ладонь его перемазана чем-то – о, да это же мед…

Мулагеш знает, что сейчас произойдет. Точнее, припоминает, словно всегда знала: белый олень подойдет лизнуть меда с ладони, а человек подастся вперед и вонзит кинжал глубоко в оленью шею, а потом будет удерживать бьющееся в агонии, истекающее кровью тело у себя между ног и отвернется. И спустится к водам среди утесов, помазанный свежей дымящейся кровью, и тогда он встанет с ними лицом к лицу, встанет лицом к воинам в горделивых и царственных шлемах, внушающих ужас всему живому…