Жан Рэй - Красноглазый вампир

Билл Уокене открыл дверь холла и закрыл за собой на ключ, как того требовал регламент.

Две электрические лампы едва освещали просторное помещение.

По обе стороны тянулись клетки, в которых неподвижно или подрагивая во сне лежали звери.

Сторож зажег переносной электрический фонарь и провел лучом по клеткам.

Едва слышно прорычал тигр, громадный нубийский лев открыл зеленые глаза, потом, узнав человека, успокоился, рыкнул и снова заснул. Гиена яростно закружилась по клетке, рыча на слепящий ее конус света.

Билл дошел до последних клеток. Они были пусты и ждали новых обитателей.

— Новый зверь должен быть в одной из них.

Луч света действительно выхватил из темноты густую шерсть животного, устроившегося в самой глубине клетки.

— Послушай, прекрасный сир, покажись, — любезным тоном обратился Билл к спящему зверю.

Громада шерсти вздрогнула и сжалась еще больше.

— Сожалею, старина, — продолжил Билл Уокене, — но когда джентльменам надо познакомиться, лицо не прячут. Полагаю, я должен сделать первый шаг!

Он схватил длинный железный прут, которым открывают внутренние перегородки, и осторожно коснулся наконечником плотной шерсти незнакомца.

Раздался душераздирающий вой, и прут, ухваченный стальными челюстями, выскользнул из рук сторожа.

Билл едва не выронил фонарь, настолько неожиданным было появление зверя.

Да, главный смотритель Мейсон не солгал, поскольку в клетках зоопарка еще никогда не появлялось столь чудовищного существа.

Туловище принадлежало невероятно громадному волку с крутой холкой. Зверь был размером с обычного медведя. Его покрывала серо-стальная шкура с широкими белоснежными пятнами, превращая его голову в серебристый шар. А что сказать об этой голове?

Огромная, с ярко-красной пастью, украшенной острейшими зубами! Темно-красные в свете фонаря глаза тут же приобрели фиолетовый оттенок, а потом стали янтарными.

Эта радужная игра света произвела на Билла необычное впечатление. Его словно заворожила эта ускоренная смена разных цветов.

— Ладно, ладно, — с трудом пробормотал он, — не злись. Я не мучитель. Увидишь, мы еще подружимся!

Чудовище не спускало с него тяжелого взгляда, полного ярости и ненависти, в котором чувствовалось что-то отдаленно человеческое.

Под вздыбившейся шерстью перекатывались невероятно мощные мышцы, свидетельствующие о невероятной силе зверя. Отбросив железный прут, животное замерло, вытянув адскую морду в сторону сторожа, потом с рассчитанной медлительностью подошло к решетке и надавило на нее всем своим весом.

Билл откинулся назад, опасаясь, что решетка не выдержит и разойдется под таким мощным давлением.

В то же мгновение погасли все лампы. Огромный холл освещал только фонарь сторожа.

Удивленный сторож развернулся.

Фонарь из его руки был вырван с невероятной силой и отброшен в сторону, где разбился на каменных плитах.

Тьма стала непроницаемой. Билл закричал…

Вы что-нибудь понимаете, господин Диксон?

Суперинтендант Скотленд-Ярда, мистер Гудфельд, в третий раз задавал этот вопрос сыщику, мрачному и молчаливому.

Вернемся к фактам, — продолжал полицейский, немного удовлетворенный тем, что его друг тоже был в затруднении.

Помещение для хищников было заперто на ключ, а ключ торчал изнутри в замочной скважине. Второй выход на ночь забаррикадирован и до сих пор остается в таком виде. Решетки, открывающие доступ публики к клеткам, опущены, запоры были тщательно проверены. Никаких следов взлома. Замки в них специальные. К тому же трудно понять причины грабежа. Никто не крадет тигра из клетки или льва, как ребенка.

Труп Билла Уокенса лежал посреди центрального прохода, в пятнадцати метрах от ближайшей обитаемой клетки, а это — клетка новичка, белого волка.

Он мертв. Его останки сейчас изучают в караульном помещении. Он лежит на столе, расположенном рядом со столом, на котором судебно-медицинские эксперты работают над тем, что осталось от несчастного служителя.

— Похоже, Билла Уокенса разорвал хищник, — сказал Диксон. — Даже при первом взгляде на состояние трупа в этом нет никаких сомнений. Горло разодрано, живот разорван, конечности сломаны.

— Однако все клетки закрыты. Их замки и запоры не тронуты.

Гарри Диксон пожал плечами и принялся расхаживать по центральному проходу, где начертанный мелом круг указывал место, где был найден труп сторожа.

— Мои инструкции выполнены, Гудфельд? — спросил он.

Полицейский высказался категорично:

— Всем, кто входит сюда, приказано обувать тапочки с совершенно сухой фетровой подошвой и не выходить за пределы узкой центральной дорожки. Как всегда, помещение было вычищено и вымыто перед самым закрытием. Только Билл Уокене, ночной сторож, вошел сюда вечером. Здесь больше никого не было до появления судебных властей утром.

— Надеюсь, ни один охранник не входил сюда до официальных лиц?

— Нет. Мейсон, который не заметил Билла Уокенса среди уходящих ночных сторожей, немедленно направился к помещению хищников, куда, как он видел, входил сторож. Дверь была закрыта, а ключ находился внутри. Он велел принести лестницу и заглянул в окно… И увидел ужасающий спектакль. Как вы можете видеть, эти очень высоко расположенные окна оборудованы такими же решетками, как и клетки.

Сыщик едва слушал, расхаживая по проходу и не отрывая глаз от чистых и сверкающих плит.

Вдруг он остановился и наклонился.

Перед рядом клеток, в которых бесшумно расхаживали пумы, были рассыпаны опилки, и на них виднелся четкий отпечаток, отпечаток мужского ботинка.

Гудфельд, ни на шаг не отстававший от сыщика, тоже заметил след.

Это не отпечаток тяжелых ботинок Билла Уокенса, — сказал он. — Больше похоже на отпечаток теннисных туфель.

На первый взгляд, соглашусь, — кивнул Гарри Диксон.

Только на первый взгляд? — удивился суперинтендант. — Мне кажется, что сомнений не может быть. Такие углубления оставляет узор на резиновых подошвах теннисных туфель.

Вы правы насчет узора, потому что здесь подходит именно этот термин, Гудфельд, но это всё. Теннисные туфли производятся массово, и узор на них самый обычный: линии, круги, звездочки. Что касается этих следов, то они совершенно иные. Смотрите сами: углубления словно появились от вафельницы с очень глубокими квадратами, не так ли?

Пожалуй, — пробормотал Гудфельд. — Но к чему вы клоните?

К тому, что обувь, оставившая эти следы, изготовлена по специальному заказу. Она изготовлена с определенной целью, и предназначение ее необычно. Вам разъяснят это в некоторых физических кабинетах, где работают с электричеством. Это подошвы-изоляторы.