Лев Гурский - Корвус Коракс

– А он тоже, что ли, песни сочинял? – злобно-недоверчиво спросила у меня маска. – Ну этот, здешний хозяин в смысле?

Жаль, что я ничего не знаю о владельце ворона. С другой стороны, и эти четверо, похоже, о нем мало что знают. Выходит, наши шансы примерно равны. Теперь главное врать убедительней, с деталями.

– Еще как сочинял! – горячо откликнулся я. – А как же иначе? Он только этим и занимался. Хиты минувших лет – все его.

– Какие хиты? – не отставала от меня маска.

– «Валенки», например.

– А еще какие?

– «Позови меня с собой», «Чунга-чанга», «Варьете».

– Еще?

– «Подмосковные вечера», «Жил-был я», «Поручик Голицын».

– Еще?

Ну сколько можно, изверг? Я уже наврал на хороший ретроальбом.

– «Есаул-есаул», – второпях брякнул я. Это была грубая ошибка.

Бац! Мне с размаху влепили по правой скуле. А затем, для равновесия, добавили и по левой. Бац! Эх! Парень, похоже, входит во вкус. Но если ты не умеешь драться, твоему кулаку почти так же больно, как и моему лицу.

– Попался, сучонок! – завизжала маска, тряся ушибленной об меня рукой. – Он опять пургу метет, вы въехали? Свистит нам, баки заливает! «Есаула» живой Газманов сочинил, мы-то знаем! А он, бля, думает, все вокруг него такие лузеры… ну, то есть в смысле, говоря по-русски… по-русски…

В воздухе повисла нехорошая пауза. Мой мучитель встряхнул головой, словно конь, отгоняющий приставучего слепня. Казалось, он пытается свериться с каким-то образцом внутри себя, но память дает сбои и нужный образец как назло все время выскальзывает.

Когда мне было лет восемь, я любил комикс «Ваня Запоминалкин». Там молния ударяет в третьеклассника, и на него, как на птиц, начинает действовать обычная шрайб-команда. Теперь Ваня сам себе носитель: он запоминает все подряд, в любых количествах, но пользы от этого ему никакой. Информация лезет из головы в неподходящее время, как тесто из квашни. А вот когда ему что-то нужно позарез, он не в силах вспомнить даже детский стишок.

– …лузеры, или, по-нашему, по-русски…

– …козлы, – робко подсказал атаману один из камуфляжников.

– О, точно! Козлы! – Маска встрепенулась. – Клево, зачет! Именно что козлы, я и хотел сказать. То есть мы не козлы, а совсем наоборот. Это вот эта падла думает, что мы такие козлы, что не знаем даже Газманова, а мы знаем…

Наверное, маска могла бы еще долго топтаться на козлиной теме, но монолог внезапно был прерван легким музыкальным звоном.

Каждому времени – своя музыка. В XVIII столетии саунды для ходиков писали, под заказ вип-клиентов, великие Моцарт с Бахом. Век спустя – Бородин с Чайковским. Еще позже – Уэббер с Морриконе. А сегодня у большинства пользователей в карманные часы вделана штамповка из театральных сериалов или эстрадная попса. На одного Баха – штук сто Киркоровых и тысяча «Бригад».

Однако рингтон, который я сейчас слышал, не входил в разношенную топ-двадцатку. Хотя мотивчик был мне знаком, я не мог с налету его опознать. Что-то экзотическое, но не эксклюзивное. Скорее маршевое, чем вальсовое. Кажется, довольно старое, но не слишком древнее. Короче, уже не Моцарт, но еще не Пахмутова.

Звон в побитом ухе мешал мне сосредоточиться и угадать мелодию. Я смотрел, как мой мучитель гордо извлекает из кармана золотой брегет величиной с кормовую свеклу и приподнимает его на ладони, дожидаясь окончания рингтона. А затем подкручивает репетир, чтобы часы прозвонили ту же самую партию еще раз – на бис…

– Да-а-а, – важно протянул атаман, когда мелодия опять иссякла и золотые часы вернулись обратно в карман. – Вещь! Нечеловеческая, бля, музыка. Ну все, я в Госбанк за кэшем, так что дальше вы сами… Горн, мухой сюда! – Маска поманила пальцем того самого камуфляжника, который подсказал про козлов. – Ты принимаешь командование. Этого терпилу разрешаю отметелить по полной. Узнай, чего ему надо, но будь бдителен, не поведись на ботву. Расколешь его до завтра – с почетом вручим третью звездочку, а нет – с позором заберем и вторую, перед строем. Понял? Тогда салют! – Рука его взметнулась высоко над головой.

– Салют! – Горн повторил тот же загадочный жест рукой.

Хм! «Командование», «звездочка», «перед строем»? Эти четверо что же, из военных? Э нет, едва ли. У армейских и манеры другие, и словесный мусор особый. Да и честь военные отдают иначе. Пустое рукомашество у наших не принято: ритуал требует, чтобы на голове была пилотка, фуражка или папаха, а не маска. Скорей, эти похожи на великовозрастных оболтусов, которые заигрались в войнушку.

Хотя игры играми, но последний удар был неприятным. Бедное мое ухо!

Тем временем парень-в-маске ушел с моего горизонта, а маска-дублер заступила на свободное место. Внешне эта вторая не отличалась от первой: та же плотная черная материя, прорези для глаз, дырочка для рта. Но, может, хоть с этим удастся наладить контакт? Я дождался пронзительного скрипа закрываемой двери и сказал:

– Красивое имя – Горн. Ты, случайно, не американ?

Бац! Ох! Лаконично. Я пощупал зуб кончиком языка. Вроде бы не шатается. Пока. А вот синяк на лице мне обеспечен уже сейчас. Похоже, беседа с Горном как-то сразу не заладилась. Лучше бы я поговорил с ним о погоде. Однако теперь уж поздно менять тему.

– Извини, брат, – проникновенно сказал я маске. – Ты только не горячись, это была проверка. Я тебя испытывал. Теперь-то я уверен, ты не американ, ты свой реальный пацан, патриот. И я не американ, я тоже нормальный. Видишь, как много у нас общего. Может, развяжешь мне руки? Ну или хотя бы правую? И я тебе…

О-о-о-о, мое ухо! Вот гад! По больному месту! Он ведь из меня отбивную делает – и все ради какой-то там призовой звездочки. А я даже не знаю, ради какой именно. Обидно! Хотя в любом темном переулке на окраине Москвы человека могут уделать вообще даром – за пару сигарет… О-о-о, он опять за свое!

– Стой-стой-стой, – заторопился я, – больше не трогай меня, сдаюсь, ты победил! Хочешь знать, что я тут делаю? Ладно, передай вашему главному: я на самом деле из Управления по налогам и сборам, взыскиваю долги. Хозяин этой квартиры задолжал стране две тысячи пятьсот два рубля и двадцать четыре копе…

О, теперь и нос! Мой нос! До чего же трудно иметь дело с невеждами! Горн не поверил, что настоящий налоговик припрется за двумя тысячами. Точность мелких деталей не помогла мне, а подвела. Думаю, болван в маске не имел дел с настоящими мастерами доения из УНС: те-то как раз способны прийти и за двадцатью четырьмя копейками… Ладно, Горн, если ты не веришь в мелочи, будет тебе такой масштабище – закачаешься!

– Хорошо, я скажу! Скажу! – Мне даже не пришлось стараться, чтобы мои вопли звучали убедительно. – Открою тебе правду, но помни: за эту правду уже погибло четыреста сорок пять человек в двадцати странах мира. Хозяин этой квартиры был последним на Земле потомком Чингисхана. Слышал ты что-нибудь про сокровища Чингисхана? Тридцать кило белого золота, двадцать пять кило необработанных алмазов, сто семнадцать кило слоновой кос…