Лев Гурский - Корвус Коракс

– Два.

– Уже кое-что. Я – пять. С ними мы без проблем и выйдем отсюда, и войдем в Улитино, и снова выйдем. Поэтому не будем возвращаться за «Италией». Глядишь, какому-нибудь здешнему грибнику повезет найти этот сувенир… Не отставай, деточка! – Старик поманил меня за собой. – Пока у нас все штатно, за сообразительность тебя хвалю. Но не обольщайся: Рыбин помог с адресом и с пропусками не потому, что сильно полюбил нас, а потому что у него – ты не ошибся – свой шкурный интерес. Помни, ни одному из кремлевских полностью верить нельзя. Вот пройдем КПП, отловим попутку, и я тебе дорасскажу про товарища Семичастного.

Обратно до Москвы мы тоже ехали на бетономешалке, но в этот раз путь показался мне не таким трудным. То ли емкость позади кабины теперь была полна и спасала от тряски, то ли я уже приспособился к этому виду транспорта. А может, меня увлекла история о Семичастном – комсомольском начальнике, который начал травлю автора романа «Доктор Живаго» и выступил с гневной речью: «Я Пастернака не читал, но скажу…» Пастернак вскоре умер, а его обвинитель получил повышение – занял пост председателя КГБ СССР. «И вот однажды, уже после лагеря и после реабилитации, оказываюсь я в кабинете у товарища Семичастного, – рассказывал Фишер, – и что замечаю у него, гада, в книжном шкафу на видном месте? Самое первое, итальянское, издание “Доктора Живаго” с автографом автора! Причем зачитанное буквально до дыр…»

Бетономешалка высадила нас почти у Павелецкого. До гостиницы даже на метро ехать не пришлось – мы дотопали пешком и оказались у себя в номере еще в начале пятого.

– Самое время поспать пару часиков, – объявил старик. Он повесил плащ на вешалку, присел на кровать и начал расшнуровывать ботинки. – Вечером нас ждет поездка в Улитино. Район мне знакомый, не заблудимся. Навестим Сверчкова перед его сафари… Ты, кстати, обратил внимание, как Рыбин на меня поглядывал? Он небось размечтался, что мы его конкуренту не просто испортим настроение перед отпуском, но еще и морду набьем…

– А мы планируем набить?

– Вот еще! – фыркнул Фишер. – Мы же с тобой разведчики, а не гопники. Застанем его врасплох и загоним в угол неумолимой логикой и здравым смыслом… Ну все, я в люльку, раньше восемнадцати ноль-ноль меня не трогать. И тебе, кстати, советую поспать. А уж если не спится, сходи на первый этаж за газетами и почитай. Только не высовывай носа из гостиницы. Помни о пионерчиках. Надо меньше светиться в городе – нам обоим, а тебе особенно…

В гостинице на газетной стойке оказались только «Вести недели»: «Листок» и «Новый Коммерсант», как видно, разобрали другие постояльцы. Ладно, подумал я, на халяву сойдут и «Вести». Когда я вернулся в номер, Вилли Максович уже мирно похрапывал. Я тоже лег, поворочался, стал считать овец, но сна не было ни в одном глазу. Тогда я открыл газету и взялся за чтение.

Так. Так. Ничего особенного у нас не произошло. По крайней мере ничего, выходящего за рамки нашей жизни. Пресс-секретарь президента России Игорь Глиняный объявил, что рубль сегодня крепок как никогда. Минобороны сообщило, что наши военные учения, которые скоро начнутся в районе Льгова и Рыльска, – не внезапные, как утверждает Киев, а запланированные аж в позапрошлом году. На Пушкинской площади еще одним пейзажем прикрыли еще один блог Наждачного. Новый альбом Киркорова взлетел на первое место в рейтинге продаж. Однако сам певец выразил недовольство, сообщив, что сборы могли быть и больше, кабы не пираты…

Уже собираясь отложить газету, я заметил информацию в уголке последней полосы.

О-хо-хо! А маразм-то крепчает. Вечером, когда верстался номер, Минина и Пожарского сняли с постамента у Покровского собора и увезли. По официальной версии – на реставрацию. Однако источник в мэрии не исключил, что скульптуру Ивана Мартоса не просто подновят, а творчески переосмыслят в духе российско-польской дружбы. Князя Пожарского оставят, а вот гражданина Минина как более ветхого и более спорного заменят – то ли на Яна Потоцкого, то ли на Генрика Семирадского, то ли на самого Анджея Сапковского.

Должно быть, я все-таки задремал, потому что проснулся от скрипа. Открыл глаза и увидел такую картину: дверцы шкафа распахнуты, а внутри на полке сидит Корвус Коракс и методично клюет зубастую матерчатую уточку, которая нам досталась от внука наркома. Своим черным делом ворон занимается не украдкой, а демонстративно, искоса посматривая на меня. Взгляд его означает: знаю, уточка несъедобна, но что делать, если злые люди не хотят меня кормить?

Пришлось подняться с койки и отобрать у ворона игрушку. К счастью, она не очень пострадала – Корвус лишь немного поклевал по шву, словно догадываясь, что там будет легко ее зашить.

– Это наглый демарш? – спросил я шепотом, боясь разбудить Фишера.

Ворон утвердительно каркнул, довольно громко. Вилли Максович заворочался на кровати и пробормотал во сне: «Шайзе!». Тут же приоткрыл один глаз и тревожно спросил у меня:

– Я сейчас что-нибудь сказал, кроме «шайзе»?

– Нет-нет, – успокоил я старика. – Одно это слово. По-немецки «дерьмо», да?

– Догадлив, деточка… – Глаз Фишера закрылся, и разведчик снова погрузился в сон.

Корвус между тем перелетел с полки шкафа на стол, со стола ко мне на плечо и клювом показал на холодильник: давай, мол, поторопись. Открыв, я обнаружил, что продовольственные трофеи с «Челси» уже немного пованивают, но для носителя годятся. Под строгим взглядом ворона я наломал в стеклянную гостиничную тарелку крабовых палочек, туда же бросил половинку яблока и треть банана. В гостиничный стакан положил ложку варенья и залил водой из-под крана. Корвус подождал, не будет ли ему чего еще, и, не дождавшись, стал питаться.

Ну хорошо, сказал себе я, для носителя пища есть, а для нас с Фишером? Кусочек колбасы и пара ломтиков сыра из запасов Акима съедобны, но их не хватит даже для легкого перекуса. И, главное, что потом? Наши финансовые перспективы выглядели туманно. В кармане у меня лежала одинокая лиловая пятисотка – и других не предвиделось. Почти все тайные заначки Вилли Максовича на вокзалах мы, похоже, исчерпали, а мою идею заглянуть в ФИАП и получить причитающийся мне аванс старик отверг еще вчера. И все-таки…

Я воровато посмотрел на Фишера. Может, я смог бы сгонять на службу, пока он спит? За полтора часа управлюсь, он и не заметит. То есть нет, конечно, потом заметит и даже будет ругаться, как только он умеет. Но когда я явлюсь с деньгами и продуктами, его ворчание будет формальным: ведь победителей не судят. Аппетит у Вилли Максовича не хуже, чем у Корвуса, и большой кулек с горячими пирожками наверняка растопит лед в сердце старого разведчика.