Лев Гурский - Корвус Коракс

Вокруг все было как раньше: тот же лес, тот же Фишер и та же красная кирпичная стена. Только теперь она оказалась уже не впереди, а позади нас. Пока я отвязывался, модель дирижабля, разочарованно шипя, с каждой секундой теряла форму и объем. Старик ей помогал – сперва давил ладонями и локтями, затем лег на нее сверху, как на матрац. Когда «Italia» окончательно утратила дирижаблевскую стать и снова сделалась похожа на большой сдувшийся регби-мяч, Фишер обмотал ее канатом, запихнул в мешок, а мешок упрятал в кусты. Разогнулся, прокашлялся, потер поясницу, попрыгал на месте, взглянул на часы, сверился с компасом, убедился, что при посадке я ничего не сломал себе и не вывихнул, и бодро произнес:

– Отлично, деточка! Успеваем. Еще сто метров к северу – и будет спортивная дорожка. Там мы подкараулим клиента. Нам известно, где и когда он занимается бегом, – за всё спасибо Акиму…

Я тоже мысленно похвалил Акима, а заодно и себя – за ночную идею и за то, что сумел-таки уломать старика. Едва мы нашли дорожку и залегли в ближайших кустах, я тихонько спросил:

– Выходит, Каретников уже бывал здесь до нас?

– Нет, – ответил старик таким же конспиративным шепотом, – за забор он не попал. Перелететь сюда с помощью «Италии» не догадался или, может, не рискнул. У него другой талант: он умеет находить информаторов. Незаменимое качество для шпиона. Люди из обслуги слили столько сведений, что, когда он их свел вместе, получилась общая картина. Как это называется – сложить пазлы?.. Стоп, молчи, уже бежит… Когда скажу «пора!», выйдешь навстречу, поздороваешься и представишься. Главное, улыбайся и держи руки на виду, чтобы он не запсиховал… Пора!

Я выбрался на дорожку и заранее начал улыбаться. А как только из-за деревьев показался бегун в темно-синем спортивном костюме и белых кроссовках, я сделал шаг ему навстречу и выпалил:

– Здрасьте, я Иннокентий Ломов! Из Федеральной инспекции! По авторским правам! Можно мне с вами поговорить? – Дальше я пока не придумал.

Бегун резко остановился. Это был высокий упитанный блондин лет сорока пяти, похожий на свои портреты – даже, пожалуй, симпатичнее: глаза покрупнее, чем на литографии в «Новом Коммерсанте», морда, в сущности, не таким уж кирпичом, а нос прямо аристократический.

– Привет, Иннокентий Ломов из Федеральной инспекции! – ответил блондин, с интересом разглядывая меня. – А я Ростислав Рыбин. Но ты, скорее всего, и так знаешь, кто я.

Я кивнул.

– И говорить со мной, я думаю, ты собрался не про авторские права. И тема у тебя такая важная, что ты осмелился прервать пробежку советника президента Российской Федерации.

Я снова кивнул – теперь два раза подряд.

– Тогда перестань уже кивать, словно китайский болванчик, и переходи к делу.

Из чащи выбежали два охранника в таких же темно-синих спортивных костюмах и белых кроссовках. О том, что это именно охранники, а не просто местные жители, я догадался по синхронности, с какой оба ускорили свой бег, заметив рядом с Рыбиным постороннее существо.

Однако вмешаться в нашу встречу им было не суждено: позади них внезапно возникла высокая фигура в кожаном плаще, черной молнии подобная. Вилли Максович пропел: «Мур-мур-мур, котятки!» – и когда оба стали оборачиваться на голос, почти ласково приобнял их за шеи и столкнул лбами. Такой громкий и сухой треск я слышал только однажды в боулинге – когда шар, пущенный опытной рукой, достиг ряда кеглей и сбил их все разом. Охранники и упали бы, как те кегли, если бы Фишер не подхватил их и не уложил бережно на дорожку.

Все это время Рыбин не двигался, внимательно наблюдая за событиями. А когда охранники были крепко связаны шнурками, выдернутыми из их же кроссовок, спросил у Вилли Максовича:

– Надеюсь, это не покушение?

– Конечно, нет, – вежливо подтвердил Фишер. – Вам совершенно не о чем волноваться. Если бы это было покушение, вы были бы уже покойником. Поэтому это просто взаимовыгодная беседа.

– Раз так, что мешает мне сейчас закричать, позвать на помощь? – с улыбкой спросил Рыбин.

– Любопытство, – ответил Вилли Максович. – Ну и понимание, что эти, с позволения сказать, телохранители вас не услышат, а других поблизости нет… Иннокентий, изложи человеку суть дела. Господину Рыбину надо еще завершить пробежку, а потом у него сауна и обед…

К этому моменту я уже придумал, что начну со своей первой встречи с Пионерской дружиной, а начав говорить, знал, что продолжу душераздирающим рассказом об осаде моей квартиры и закончу смертью внука наркома. Так я и сделал. При этом я начисто обошел тему Коракса, не упомянул названия дирижабля и факт его угона, а также ни разу не назвал фамилию олигарха Костанжогло. Получалось, что меня безо всяких причин стали прессовать пионеры, ведомые Сверчковым, а к Рыбину я обращаюсь в надежде, что он сможет на Сверчкова повлиять…

Советник президента по нацбезопасности выслушал, не перебивая, мою сильно урезанную версию событий. Сперва на его лице сохранялась рассеянно-ироническая гримаса, затем Рыбин посерьезнел, а когда я смолк, он вздохнул и сказал с отеческой укоризной:

– Ты что-то недоговариваешь, Иннокентий Ломов. Мне все равно неясно, чем ты так насолил зверькам и чего они хотят от тебя, кроме как набить лицо и ограничить твою свободу. Но…

Он глянул на меня испытующе. Я на него в ответ – с давно отрепетированным максимально искренним видом. Срабатывало всегда, сработает и сейчас.

– …но, как ни странно, в главном я тебе верю, – проговорил он. – Ты не похож на лгуна – а у меня, знаешь, на таких глаз наметан. Некоторые детали ты бы придумать не смог. Скажем, про машину. Несмотря на показную любовь к ци-ви-ли-зо-ван-ной Европе… – два этих слова Рыбин произнес с легким отвращением, – Владик действительно предпочитает ездить не на каком-нибудь там «БМВ», а на отечественном «Долгоруком». И у нас давно ходят разговоры, что Сверчков завел личную гвардию. Тот, конечно, отрицает, но я слишком хорошо его знаю – он не любит игр по правилам… Одного я не пойму: ко мне-то ты зачем пришел с жалобой?

– А куда мне еще идти с жалобой на него? – дерзко спросил я у Рыбина. – В полицию?

Вилли Максович одобрительно хмыкнул. Оценил мою дерзость и советник президента.

– В полицию, ясен перец, обращаться глупо, – ответил он, – но, с другой стороны, а что могу сделать я? Меня он не послушает точно. Приказать ему оставить тебя в покое я не в силах – наши должности в штатном расписании равны. Наябедничать на Владика президенту? Уж поверь: и я на него, и он на меня стучали столько раз, что если бы начальник хотел уволить его или меня, он давно бы это сделал… Есть ли другие варианты? – Советник по нацбезопасности с сомнением пожал плечами. – Наверное, только один. Попробуй встретиться с ним напрямую. Как на Руси говорят, худой мир лучше доброй ссоры. Владик – редиска с гнильцой, но уж не идиот. Возможно, у вас двоих найдутся какие-нибудь убедительные… – Рыбин сделал паузу и посмотрел на Фишера, – или… э-э-э… например, очень убедительные доводы. Вы потолкуете с ним, и он отзовет зверьков. Почему бы вам, в конце концов, просто не прийти к нему в гости?