Лев Гурский - Корвус Коракс

– И при чем тут братья Гримм? – Я семенил за Фишером, не позволяя ему сойти с темы.

– Депутат однажды съездил в Европу, хотел прикупить для храма в Одинцове каких-нибудь святых костей – у нас тогда только-только пошла мода на мощи. Святых по доступной цене не нашел, зато приобрел на аукционе в Шенеберге сундучок – по местной легенде в нем и были настоящие останки знаменитых братьев. А на тамошнем кладбище Святого Матфея будто бы похоронены другие Гриммы, однофамильцы. Уж не знаю, сказали депутату правду или надули, но теперь у сказочников технически две могилы – одновременно в Шенеберге и в Улитине, куда он привез сундучок. И здесь могилу для братьев обустроили намного солиднее. Сейчас свернем на главную аллею, сам увидишь… Гляди! Скульптор Клыков делал памятник.

Огромные улитинские Якоб и Вильгельм почти ничем не отличались от Кирилла и Мефодия на Славянской площади в Москве – только вместо креста братья обнимали за талию девушку с толстой косой. Из-за огромной длины этой косы, издали похожей на сонную змею, я догадался, что скульптор Клыков, наверное, имел в виду Рапунцель – героиню одной из сказок…

– Помню день, когда памятник устанавливали. Вот тут, левее брата Якоба, – Фишер показал рукой, – трибуну сколотили, с гирляндами. А тут, правее брата Вильгельма, играл духовой оркестр. Еще был фейерверк, выступали Кио с Никулиным, а от мировой общественности была дивная тетушка, почти мне ровесница, – то ли из Норвегии, то ли из Финляндии, она еще писала смешные книги про карликовых бегемотов… Сейчас-то из Европы к нам уже почти не ездят. – Вилли Максович ностальгически вздохнул. – Наверное, кроме меня, очевидцев здесь не осталось. Деревенские перемерли или разъехались. Никто меня не узнает, и хорошо. А ведь в прошлом веке, когда я служил монтером на выезде, электричество в Одинцовском районе было моей заботой… Ты заметил лампочки подсветки над головами братьев? Сколько лет прошло, а на вид целехоньки. Эту иллюминацию, Иннокентий, монтировал лично я. Не знаю, включают ли ее теперь по будням. Как пойдем обратно, уже стемнеет. Вот и увидим, светятся или нет…

Тут Фишер посмотрел на часы и сразу нахмурился:

– Однако! Прав поэт, никогда не возвращайся в прежние места. Из-за воспоминаний я недопустимо размяк, ты меня не остановил, и мы выбились из графика. А в Москве рабочий день уже закончился. Скоро сюда понаедут из города, будет полно свидетелей. Поэтому поспешим. Сто метров по дороге, потом налево и направо. Дом номер один – в начале аллеи…

Не знаю, сколько всего резиденций у Владлена Сверчкова, но эта, в Улитине, выглядела аскетично: всего два этажа плюс мансарда. Вокруг дома, за полуметровым деревянным штакетником, зеленел палисадник. Казалось, здесь обитает не крупная федеральная акула, а муниципальная плотва, вроде начальника райотдела полиции или даже инспектора по налогам.

– Что-то скромненько, – удивился я. – Дома, которые в центре, смотрятся гораздо круче.

Мы разглядывали здание, скрываясь за толстыми стволами окрестных дубов. Фишер не хотел, чтобы у хозяина был шанс увидеть нас раньше времени через окно.

– Те, что в центре, это новострои, – снисходительно объяснил Вилли Максович. – Не ведись на туфту, деточка. Форса много, а фундаменты хлипкие и стены в один кирпич. А номер первый – из прошлой жизни, тогда строили надежней. Раньше тут жил, по-моему, племянник валютчика Рокотова, а после него теща замначальника Октябрьской железной дороги – я ей новую проводку в подвале делал. Этот Сверчков очень неглуп, раз не стал здесь ничего переделывать. Да и место козырное, самое лучшее в поселке. С трех сторон шумит дубрава, с четвертой – река. Можно из окна нырять в Жуковку. Правда, пока не советую, вода сегодня холодна для купания, уж поверь мне на слово… Однако мы с тобой опять точим лясы, а пора бы уже за работу.

Фишер сложил ладони биноклем и еще раз внимательно оглядел коттедж.

– Слабое место – левый фланг, – сообщил он. – Куст шиповника разросся и почти полностью закрывает второе от угла окно первого этажа. А напротив второго окна этажом выше – ветви дуба, и там сплошная листва. По всей вертикали образуется мертвая зона, наша задача – в нее вписаться. Я иду первым, ты строго за мной и не вздумай заниматься самодеятельностью.

Две минуты спустя Фишер уже стоял, спиной прижавшись к двери, а я подавал ему на вытянутых руках всю ту же цветочную корзину. Только теперь она была обвязана черной муаровой лентой и превратилась в подобие траурного венка. «Внезапный визит служащего похоронного бюро деморализует любого, – заранее объяснил мне старик. – Я звоню, говорю про венок, Сверчков пугается, и мы берем его врасплох. Срабатывает на 99 процентов».

Победил, однако, тот самый единственный процент. На звонок в доме не отреагировали вообще. И сколько бы потом мы ни трезвонили, ни стучали в дверь, ни барабанили в стекла, уже не таясь, никто не открыл. Едва ли Сверчков прятался от нас. За окнами было темно. Не мелькали тени, не колыхнулась ни одна занавеска. Из-за дверей не донеслось ни шорохов, ни скрипа половиц. Дом номер один был попросту безлюден. Пуст, как ореховая скорлупа.

Увертливый советник президента отбыл на сафари раньше срока, подумал я. Мы опоздали с визитом. И что теперь будет? Я вопросительно взглянул на Фишера. Фишер был безмятежен.

– Спокойно, Иннокентий, – сказал он. – Ты же знаешь: резервный план у нас есть всегда.

Из наружного кармана Вилли Максович достал две пары тонких резиновых перчаток. Надел свою пару, убедился, что и я надел свою, а потом спросил:

– В чем главное преимущество шпиона? – И, не дожидаясь моего ответа, объяснил: – В том, что он не капризен. Он использует те возможности, которые ему предоставлены. Хозяин на месте? Отлично, с ним можно поболтать. Хозяин свалил? Тоже неплохо – устроим шмон. У Сверчкова в резиденции наверняка найдется что-нибудь полезное для нас, надо лишь поискать и не наследить. А если некому пригласить нас в дом, пригласим себя сами. Добрые намерения плюс качественная отмычка – надежный залог всякого гостеприимства…

Отмычка, впрочем, не пригодилась. Когда мы по очереди исследовали двустворчатые окна, одно из них оказалось закрыто не до упора: сбоку обнаружился большой зазор.

– Вот они, кремлевские мечтатели, – усмехнулся Фищер. – Сгорают на ерунде. Это же импортные окна, нежные в обращении. За ними следить надо, а не клювом щелкать.

Лезвием складного ножа Вилли Максович стал осторожно расширять найденную щель.

– Я тебе про товарища Шепилова не рассказывал? – спросил меня он. – Тоже пострадал от своей рассеянности. Шел в комнату, попал в другую. А там заседала антипартийная группа. Ну и выгнали бедолагу из ЦК. А не ошибся бы дверью, был бы в шоколаде … Вуаля! Путь свободен.