Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том I [СИ]

Тот, кто был исключением из правила, знал, что он приближается. И всаднику было это известно.

Разумеется, быстрее вышло бы не скакать верхом, а «нырнуть». Удержала его осторожность: опасно нырять в Поле неприязненно настроенного Магистра. Всем им старательно вдалбливают с первого дня обучения: «нырки» в чужие Поля всегда связаны с риском. Рисковать попусту молодой человек не любил. Крик о помощи настиг его, волей благосклонной Судьбы, в паре часов верховой езды от того, кто звал; конь у него был отличный (как и всё, чем владел он в Сумраке), дорога хорошая, а призыв не требовал, по его мнению, мгновенного отклика. Он вполне мог позволить себе эти два часа удовольствия. И вот полтора из них остались за спиной, а цель почти достигнута: в переливах Кружев он уже видит …

… А глаза его, большие и чёрные, видели сверкающую серебром и синевой ленту реки и деревушку на пологом травяном берегу. Невысокие приземистые домики, как принято в Джалайне, выкрашены в сочные, яркие цвета. Юноша поморщился: смесь алого, голубого, пурпурного, оранжевого, ядовито-жёлтого и лилового вряд ли могла доставить удовольствие человеку, наделённому тонким вкусом. Он без ложной скромности относил себя к таковым с детства. Когда у него завёлся свой дом, он окрасил его самой безупречной из всех белых красок — лишь резьба отливала нежным перламутром. Заботливые соседи пытались растолковать юному Лучу, что это непрактично, но он пожертвовал «практичностью» в угоду красоте, о чём ни разу за пять лет не пожалел. Так выбирал он и одежду: от него, разумеется, ожидали строгих чёрных одеяний Чар-Вэй, но ему нравилось удивлять людей, появляясь на праздниках и приёмах в элегантных нарядах, какие любили знатные, богатые столичные жители. Он редко посещал столицу и ни знатным, ни богатым не был. Но если ты молод, и Судьба дала тебе некий достаток и привлекательную внешность — опрометчиво было бы не пользоваться её щедрыми дарами!

Подковы гулко стучали о деревянный настил моста. Он помнил этот путь так хорошо, что мог бы пройти его с закрытыми глазами. Деревушка Камыши всегда оглушала его — и буйством красок, и неумолчным шумом, исходящим от всего, что могло шуметь: от скрипа мельничного колеса и писка цыплят до грохота молотов в кузнице. И, разумеется, люди. Добрые приятели через полдеревни орали приветствия и обменивались новостями; недруги зычно переругивались. Кричали в Камышах все и всегда, независимо от того, в таре[1] или в двух шагах находится собеседник. Молчали лишь рыбы. Когда он жил здесь ребёнком, он готов был удить рыбу дни и ночи напролёт.

Он ехал по главной улице, минуя местную гордость — конюшни, где выращивали знаменитых скаковых лошадей, немногим уступавших арасинцам, и пестрящий сразу тремя красками дом старосты, и домик портнихи, по совместительству травницы, и окружённый галечной площадкой колодец с резным срубом, и трактир, и издающую характерный едкий запах мыловарню… Деревушка была чистенькой и ухоженной, какой он её и помнил. За тринадцать лет ничего не изменилось. Только он сам.

Он знал, что привлёк всеобщее внимание, о нём говорят, сбегаются отовсюду — поглазеть на Луча Звезды, нежданно озарившего их своим светом. Он замедлил движение и сдержанно улыбался им всем. Люди должны чувствовать: Звезда всегда рядом, среди них. Он ведь их… слуга? Нет, скорее, хранитель. Его долг и обязанность — заботиться о людях Тефриана. Они знают это. Все знают: Звезда сияет над Тефрианом, во имя жизни, мира и процветания неустанно сплетая лучи свои в Кружево Чар.

Деревня осталась позади, и он облегчённо вздохнул: испытанию конец. Испытание? Поразительно. А ведь столько лет прошло с тех пор, когда и ему приходилось жить здесь, среди кричащих домов, кричащих людей и животных, оглушительно и непрестанно кричащих детей! Они не узнали его, эти люди, расцветающие от его кивков и улыбок. Не узнали крохотного мальчика-сироту, такого странного и диковатого, в красивом, нарядном и гордом (вейлин обязан быть гордым!) Луче Звезды.

И хорошо, думал всадник, сворачивая в рощу. Лучше просто Луч, один из пяти и незнакомый, чем избалованный приёмыш мельничихи, ставший (чего все и ожидали!) учеником местного Магистра. А Магистр-то непростая штучка — самый искусный Вэй Тефриана, шутка ли! И более того — Луч Звезды.

Сплетня, достойная разносящих её языков: какой-то из Лучей — верхом, как обычный человек, а не всемогущий Чар-Вэй! — явился с визитом к почтенному вэй'Каэрину, да сияет в Звезде он вечно.

Что, ради Мерцания, делать, если Каэрину вздумается проявить норов? Юноша сжал коленями бока коня, но своевольная зверюга проигнорировала намёк, предпочитая и дальше брести по тропе ленивым шагом, а не скакать. Всадник хмыкнул и предоставил коню свободу действий. Лишние минуты не имеют значения. Джаэлла жаль… но он сам виноват. Впредь будет осторожней в Поле Каэрина Трента.

Если Каэрин оставит ему «впредь». Если мальчику позволят дождаться спасения — учителя, который неспешно пересекает рощу верхом на капризном животном, всячески потакая его капризам.

«Джаэлл молчит… не считая первой минуты. Молодец. Или Каэрин заткнул ему рот? Трясины! Он знает — сейчас я посмотрю ему в глаза. Если он не безумен, он примет мои извинения. Может быть ядовитым, резким… но мальчик — мой! Пока на моём плече лежит рука Верховного Магистра…»

Юноша ударил коня каблуком, и конь, для разнообразия решив послушаться, резво припустил по тропе, посыпанной белым речным песком, к дому, серебристо блестящему в просвете меж деревьев.

Конечно, его ждали. И, конечно, на том самом месте: ровная травяная площадка за домом и могучий раскидистый дуб… от которого остро пахло болью. Конь тоже учуял «запах» и нервничал: фыркал и дрожал. Мальчик почти висел под дубом лицом к стволу: две ветви удерживают поднятые руки, всё тело натянуто — кажется, дотронься травинкой, и кожа разорвётся, как от удара кнутом. Учитель позвал его беззвучной трелью Чар и услышал — не сразу — едва заметное колебание, похожее на жалобный стон. А в Сумраке мальчик не издал ни звука. Как и мужчина в белом, стоящий рядом.

Юноша спрыгнул с седла, приблизился к мужчине и кивнул. Шляпы не снял: уж коли он пришёл, как Магистр и Луч — к равному в Звезде, то к чему жесты почтения, принятые для ученика и Учителя? «Смотреть в глаза — или снизу вверх. Попробуем первое». Шляпу сорвало с головы резким всплеском Чар, заодно выдрав с корнем прядь волос, и закинуло в заросли шиповника. «Ах, не просто ученик, а ученик провинившийся и нелюбимый? Ну и ладно. Пусть забавляется. Лучше со мной, чем с Джаэллом».

— Ваш свет озаряет мою душу, вэй'Каэрин.

— Ваш свет озаряет мою душу, вэй'Тарис, — сухо отозвался мужчина. Голос его был мелодичным и приятным, а сам он был красив, как все Чар-Вэй: статный, широкоплечий, изящный. Рядом с рослыми жителями окрестных земель он мог бы показаться хрупким, но иллюзия тотчас рассеивалась, стоило увидеть глаза — властные, полные могущества Чар, горящие ледяным изумрудным огнём.