Борис Конофальский - Сталин против рептилоидов [СИ]

Бах!

Четвёртая ударила Жирного в плечо. И он, не дожидаясь, пока ещё пули достанут его, кинулся прочь из комнаты, сметая на своём пути Фельдшера, роняя его на пол и спотыкаясь об него, тоже падая и вываливаясь из комнаты.

— Получайте, мерзавцы, — кричала Ракель Самуиловна стреляя, — получайте!

Бах!

Следующая пуля ударила в стену напротив двери.

Бах!

И последняя зацепила бок Мадьяру, который тоже выскакивал из комнаты из-под града пуль, спотыкаясь о гору из огромного тела Жирного.

Товарищ Тыжных увидел, как в тусклом свете слабой лампы из комнаты в коридор вываливаются люди, а там, в комнате, гремят и гремят выстрелы, и высоко кричит женщина. Он присел на колено, взял револьвер в обе руки и крикнул:

— Товарищ Незабудка, кто это? Что за люди?

А Ракель Самуиловна кричала в ответ, нажимая и нажимая на курок револьвера, в котором не было патронов:

— Это убийцы, товарищ Тыжных, убийцы, убивайте их, они зарезали Арнольда!

Больше ничего Свириду говорить было не нужно. До кучи врагов было всего десять шагов, с такой дистанции он не промахивался. Первый враг получил своё сразу. Это был Мадьяр, который вытягивал из внутреннего кармана пистолет и вставал с пола. Он выстрелил во Свирида и не попал. Пуля пролетела мимо.

А вот первая пуля Тыжных сразу попала в цель, она ударила Мадьяра в грудь, а вторая в голову, в лоб, да так, что кепка подлетела под потолок. А сам Мадьяр рухнул и сполз по стене замертво. Третью пулю получил тяжело встающий с пола и заливающий всё вокруг своей вонючей кровью Жирный. Пуля ударила его в грудь, но он как будто не заметил этого, продолжал вставать, опираясь на стену, тогда Тыжных влепил ему пулю в голову. На лбу у Жирного появилась дыра над левым глазом. Но и это не остановило великана. А тот закрыл дыру огромной ладонью и с удивлением смотрел на Свирида правым глазом.

Тогда Свирид выстрелил ещё раз и ещё, прямо в центр лба. Ещё две дырки в огромной голове. Только тут Жирный повалился на пол, как тяжёлый куль. Последнюю пулю, товарищ Тыжных выпустил в спину Фельдшера, тот схватился за бок и пошёл по корриду прочь от Свирида. И сделав три шага, упал. А сам товарищ Тыжных спрятался за угол, привычным движением открыл крышку барабана, вытряхнул гильзы одну за одной и стал вставлять патроны, не отрывая глаз от угла, из-за которого могли появиться враги. Он не видел, как из комнаты с залитым кровью брюхом, держась за стену, вышел Чапа. И пошёл к чёрному выходу, оставляя на стене кровавые лапы. Его за ногу схватил Фельдшер:

— Чапа, подними меня. Он мне почку прострелил.

Не говоря ни слова, вопреки своему характеру, Чапыга помог подняться Фельдшеру, побоялся он бросить этого страшного человека, и они, поддерживая друг друга, скрылись в темноте коридора, уходя к чёрному ходу.

Тыжных заглянул за угол, целясь в темноту коридора и крикнул:

— Товарищ Катя? Вы живы?

— Тыжных, они убили Арнольда, — кричала красавица, — они убили Арнольда. Убейте их всех.

Он прошёл по коридору, никого не встретив. Но оружия не опуская. Заглянул в комнату. Там, в распахнутом халате на голое тело и перемазавшись в крови, сидела Ракель Самуиловна, у неё на коленях лежала голова Арнольда.

— Они убили его, Свирид, — сказала Ракель Самуиловна как-то удивлённо. — Вы их убили?

— Не всех, — сухо говорил Свирид, словно оправдывался. — В коридоре только двое. Но кровища тянется дальше, по-всякому эти контры своё получили.

Он снял фуражку, стоял хмурый и серьёзный. В заношенной кожанке сбитых до белизны на сгибах сапогах. В одной руке фуражка в другой «наган». Он старался не смотреть на тело Ракель Самуиловны, которое почти не прикрывал распахнутый халат.

— Они убили его, Свирид, — опять произнесла товарищ Незабудка и зарыдала.

— Да хватит вам, товарищ Катя, — вдруг как-то зло сказал Тыжных, — прекратите это. Что вы тут устроили панихиду, товарищ Бухакнкин погиб как положено бойцу революции. Я б тоже так хотел бы. И оденьтесь, все ваши телеса видать.

Но его строгость не обманули женщину, она почувствовала, что голос его едва не срывается. Она взглянула на него и увидела совсем-совсем молодого, пусть даже крепкого и решительного человека, которого сильно тронула смерть товарища, но который не собирается сгибаться под страшным гнётом случившегося.

— И что будем делать? — спросила Ракель Самуиловна, наконец запахивая халат.

— Собираться будем. И быстро.

— Нужно куда-нибудь сообщить.

— Сообщим из безопасного места. Собирайтесь.

— Мне нужно принять ванну. — она показал руки, запачканные кровью товарища Арнольда.

— А мне нужна победа мировой революции. На помывку вам две минуты.

— Что? Две минуты? — удивилась красавица. — Да что можно помыть за две минуты?

— Всё! — уверенно сказал Свирид. — Сразу видно, что вы не служили в Первой конной. У нас комэск говорил: одёжка — минута, уборная, помывка — две минуты, коня под седло — минута. Через четыре минуты всем быть в седле.

— А сколько ваш комэск давал времени на завивку волос и наложение румян? — с вызовом спросила товарищ Незабудка.

— Товарищ Катя, — с упрёком заговорил Тыжных. — Не время шутить, они, между прочим, не за мной приходили, они за вами приходили, и как я понял, я не всех убил, — он взял из её рук револьвер, достал из кармана патроны, стал его заряжать. — И я так думаю, они ещё придут. Так что две минуты на помывку и уходим.

Он протянул ей заряженное оружие:

— Не выпускайте его из рук даже в уборной.

Товарищ Незабудка взяла оружие и, поджав губы, пошла в уборную, переступая через трупы аккуратненько. Свирид пошёл с ней, и встал рядом с дверью.

— Вы что будете тут стоять? — возмутилась Ракель Самуиловна. — Идите в комнату.

— Я ж вас охраняю, а не комнату.

— Не нужно стоять под дверью дамских комнат, когда там дамы. Вас этому не учили?

— При царизме меня вообще ничему не учили, а при советской власти меня учили только воевать да читать. А про дамские комнаты я и слыхом не слыхивал.

— Отойдите от двери и займитесь чем-нибудь.

— Да хватит вам, товарищ Незабудка, делайте свои дела, я от вас теперь ни на шаг не отойду. Вот не было меня с вами — и вон Арнольд мёртвый лежит.

— Товарищ Тыжных, отойдите отсюда, иначе я просто буду стоять тут, и мы будем просто терять время, — безапелляционным тоном говорила красавица.

— Вот была у нас такая корова одна в деревне, дура однорогая, хозяин её Падлой звал, вот всё она упрямствовать любила, вот что б всегда всё по её было, — назидательно отвечал Тыжных. — Так её паровоз сбил. Насмерть, только ноги задние остались.

Он пошёл к комнате, Ракель Самуиловна наконец закрыла дверь дамской комнаты закатила глаза к небу, вернее, к потолку и сказала сама себе: