Борис Конофальский - Сталин против рептилоидов [publisher: SelfPub.ru]

Когда дверь за Владимиром Николаевичем закрылась, Шалва Семёнович поднял трубку. Теперь дороги назад не было, теперь ему во что бы то ни стало, нужно было услышать голос Зиновьева.

А за окном, по летней Москве ночь уже катилась к утру.

Боже, как в этой Москве орут птицы по утрам. Они словно с ума сошли, и чирикают, и свистят, и заливаются трелями как сумасшедшие, в общем, горланят во всё горло, чтобы оповестить всех, что солнце уже почти встало и всем остальным нужно тоже вставать.

Как нарочно они садятся рядом с открытым окном и что есть мочи просто орут в него. Словно пытаясь досадить человеку, который за двое суток проспал всего пять часов и сейчас хочет ещё поспать.

Ракель Самуиловна с трудом, почти с болью, раскрыла глаза и вздрогнула: прямо над ней нависал товарищ Тыжных. Смотрел на неё своими странными зелёными глазами. Серьёзный как всегда. Оказывается у него зелёные глаза, а она раньше не замечала. Только конопушки его видела.

– Разбудили вас пичуги эти, товарищ Катя? – Ласково и как-то по-утреннему, по-домашнему спросил он.

– Орут как суфражистки на собрании трезвенников. – Сказал Ракель Самуиловна.

– Надо было окно закрыть на ночь. – Он отошёл от её кровати, такой широкоплечий.

Она думала, что это из-за старой кожанки у него такие широкие плечи, а оказывается, он просто очень крепкий. И руки у него очень сильные на вид.

Ей страшно хотелось спать, но он уже ходил по студенческой комнате, гремел своими старыми сапогами и вроде как собирался уходить.

– Сколько времени? – Спросила она.

– Уже почти пять. – Отвечал товарищ Тыжных.

«Уже почти пять! Почти пять! Он говорит таким тоном, как будто уже двенадцать! О!». – Подумала она и спросила:

– Что, вставать?

– Я бы вас не стал бы будить, дал бы ещё поспать, но нам автомобиль заправить нужно, а ближайшая газолиновая колонка у гостиницы «Метрополь».

– Прекрасно, – сказала она, садясь на кровати и вовсе не заботясь о том, что одеяло осталось в стороне, и одна лямка нижней рубашки упала на плечо. – В «Метрополе» отличный круглосуточный буфет, а мне нужно кофе.

– Ну, значит туда и поедем, – отвечал Свирид, краснея и отводя от неё глаза. И добавляя нравоучительно, – Вы бы оделись, товарищ Катя, раз уж встали. Не ровен час, войдёт кто, а вы тут вот так.

– Как? – Спросила Ракель Самуиловна улыбаясь и сладко потягиваясь.

– Как-как, да вот так. Без одёжи. Вот как. – Бубнил Свирид, с удивлением отмечая, что у неё нет волос подмышками.

– А что ж тут такого, я ж спала. Все спят без одежды. Или вы спите всегда в своём галифе?

– Я сплю как положено, и никому свои кальсоны не показываю, как вы сейчас.

– Ха-ха, кальсоны. Вы болван, товарищ Тыжных, – смялась Ракель Самуиловна, валяясь на кровати и потягиваясь, – дамы не носят кальсон. Дамы носят кружевные панталончики «ля Руж». Ладно, раз уж вы такой впечатлительный, так дайте мне мою одежду. Оденусь, так и быть.

Свирид ничего не сказал, стал собирать её одежду со стульев и, стараясь не глядеть на красавицу, протягивал одежду ей. С особым трепетом он предавал ей роскошный резиновый пояс для чулок, а сами чулки чуть ли не благоговея. Наверное, боялся порвать своими огромными ручищами такую тонкую ткань. В общем, он так и не повернул к ней лицо, чтобы не увидеть её голых ног, открытых плеч и маячившей за кружевами груди. Товарищ Тыжных был настоящим партийцем, стойким ко всяким соблазнам. Кремень-человек.

– Ну, а теперь мне нужно в дамскую комнату, – сказала Ракель Самуиловна, когда была одета. – И умыться ещё.

– Пойдёмте, покажу, где что, – говорил Тыжных, – хорошо, что рано встали, а то народ на работу когда встанет – так тут очередь. Вот уборная.

– Не вздумайте торчать под дверью. – Сурово потребовала Ракель Самуиловна.

– Я отойду, – обещал Свирид. – Но не далеко.

Шалва Семёнович звонил уже шестой раз, когда, наконец, секретарь на том конце провода раздражённо ответил:

– Кажется, Григорий Евсеевич сможет вас выслушать. Сейчас узнаю.

В трубке наступила тишина, почти тишина. Где то далеко, кажется, кто то разговаривал. А товарищ Аджания сжался, и закостенел как покойник, уменьшил кровообращение, чтобы снизить волнение, и превратился в слух. Прилипнув головой к трубке, он взывал про себя к справедливости мироздания. И, кажется, мироздание было милостиво к нему. Несмотря на самое раннее утро, трубку взял САМ.

– Григорий Евсеевич, это Аджания. Да, секретарь Толмачёва. Да, да. Если вас интересует моё мнение, то я выскажусь. Разумеется. Да. Именно по делу убийства Пильтуса. Да. Я в курсе всех дел. Да. И мне кажется, что масштаб задачи уже не соответствует возможностям Владимира Николаевича. Он человек старой школы и больших заслуг. Такие как он должны вершить судьбы, а вся эта крысиная возня не для него. Разумеется, я готов взять на себя. Да, я понимаю. Да, я осознаю риски. И готов рискнуть. Григорий Евсеевич, я готов взять на себя ответственность, если буду наделён все полнотой власти. Скажите только слово, и я найду её. Ритуал будет проведён. Да, Григорий Евсеевич. Да. Григорий Евсеевич, вы не пожалеет, что доверили мне это дело. Спасибо за доверие.

По лицу Шалвы Семёновича пошли серые пятна, он перевёл дух, положил трубку и только тут увидел, что дверь в кабинет Владимира Николаевича открыта. А сам он стоит и смотрит на него.

Шалва Семёнович не отвёл взгляда, теперь он уже не боялся Толмачёва.

– А не боишься когти пообломать на этом деле? – С улыбкой спросил Толмачёв.

Товарищ Аджания не ответил, просто смотрел на своего бывшего руководителя.

Тогда Владимир Николаевич прошёл в свой кабинет и вернулся со шляпой, надел шляпу, закрыл дверь и спросил:

– А ты мне билет на кисловодский поезд не заказал ещё?

Шалва Семёнович встал и ответил совсем не дружелюбно:

– Некогда мне, давай-ка сам.

Они вышли из общежития, когда рабочий народ только просыпался. Тыжных передал ключи от комнаты заспанному Ваське, и торжественно обещал ему, что когда приедет, то обязательно будут ходить вместе на занятия по политэкономии.

А на улице, когда они с Незабудкой уже шли к автомобилю, из подвального окна, выскочила и пробежала перед ними чёрная кошка.

– Стойте, – сказала Ракель Самуиловна, хватая Свирида за рукав. – Давайте обойдём вон там.

– Товарищ Катя, – с укором и насмешкой глядя на неё говорил оперуполномоченный, – вы ж партийный человек, а в предрассудки верите. Что там у вас в голове?

– Нормально, у меня всё в голове, – настаивала красавица. – Может это и суеверия, а может, и нет. Если нет – то, и волноваться не о чем, а если да – то, и предосторожность не помешает.

– Ну, раз вы такая тревожная, то я первый пройду. – Сказал Свирид и пошёл к машине.