Михаил Фиреон - Детектив Марк Вентура

Принцесса Вероника подошла к ней. Незнакомка сделала книксен.

— Эмилия — кивнула принцесса в ответ.

— Я рада видеть вас, моя леди — ответила та тихим глубоким голосом и, протянув свои белые тонкие руки, покровительственным жестом коснулась тонкими пальцами запястий принцессы. Чуть склонила голову и снова счастливо и радушно, насколько позволяли ей страдания и скорбь, улыбнулась ей. Вертура вздрогнул — настолько красивым и одухотворенным показалось ему в этот момент это болезненное и бледное лицо, словно бы отпечаток той духовной силы, что когда-то озаряла этот облик, и что в какой-то момент своей непомерной мощью раздавила ее, обратив когда-то гордую и властную красавицу тихой, сломленной, душевнобольной женщиной, снова полыхнул в ее глазах, как далекая вспашка молнии, предвещающая приближение грозы.

Но принцесса не смутилась, взяла собеседницу за запястья, и, лаская их пальцами и ладонями, улыбнулась ей в ответ.

— Поедемте с нами, милая Эмилия! Вы, как и ваш отец, всегда желанные гости в моем доме! Сегодня праздничная ночь и мы собираемся играть мистерию.

Но та только молча покачала головой в знак отрицательного ответа и, отпустив руки принцессы, отошла на шаг назад и снова сделала вежливый книксен. Опустила глаза и, не глядя, протянула руку своему спутнику, чтобы помог ей снова подняться в седло.

— Это Эмилия Прицци — услышал реплику на чей-то вопросительный взгляд детектив — дочь сэра Августа…

Наверху ударил гонг, грозно и пронзительно запела волынка, зааплодировали, засвистели зрители. Здесь же, внизу, под перекрестьями балок, рыцари и девицы из свиты принцессы Вероники и гвардейцы во главе с капитаном дворцовой стражи Габриелем Форнолле один за другим вскакивали в седла. Инспектор Тралле многозначительно кивнул Вертуре и Марисе, давая знак продолжать следовать за принцессой и остальными. Праздничное настроение окончательно покинуло полицейских. Не осталось больше ничего. Ни веселых поединков, ни вкусных горячих бутербродов, ни вина, ни шуток, ни нарядных гуляк, ни артистов, ни рыцарей. Только сосредоточенное и обреченное служение.

Солнце клонилось к закату. Подсвечивало кронштейн стены по левую сторону балкона. Заглядывало в комнату, через распахнутую настежь стеклянную балконную дверь, лежало рыжей полосой на ковре. Веяло вечерней прохладой. Колокольный звон лился над крышами Гирты, эхом отдавался в узких улочках. Раскатывался, заглушал пьяный, суетный шум вечерних проспектов. Мерным и густым, умиротворяющим гулом призывал всех в храмы на вечернюю молитву.

Вертура и Мариса вернулись со всеми во дворец. Сидели в своей комнате, как и большинство остальных гостей, отдыхали после поездки, ожидали, когда их позовут куда-нибудь, курили трубки, пили, подливали себе в фужеры «Черные дубы». Мариса заняла так понравившееся ей стоящее у стола ажурное кресло. Отталкиваясь ногами, покачивалась взад-вперед на пружинящих ножках, сидела, важно откинувшись на спинку. Вертура же устроился на полу, подстелив на ковер плащ и облокотившись о край кровати спиной, как у себя в комнате перед печкой. От усталости пили кофе, обменивались скупыми, ничего не значащими репликами, внимательно смотрели друг на друга, поглядывали в окно, на бледное закатное небо. Каждый молчал и хотел сказать что-то очень важное, но не было ни особого желания говорить что-то вслух, ни сил, ни подходящих тем.

Между ними, на засыпанном пеплом и обгоревшими спичками столе стояли чашки горького, без сахара, кофе. Бутылка «Черных дубов» почти опустела, но тут же, рядом с саморазогревающимся, но уже давно остывшем кофейником была про запас еще одна такая же, только целая, неоткрытая. Давно кончились и горячие бутерброды. Остался только один, засохший, с квелой веточкой петрушки на потемневшем, обветренном сыре. Никто его не хотел.

— Маски! — внезапно спохватилась, забегала глазами Мариса — я забыла свою маску дома. Это все из-за тебя, все время суета, спешка…

— Какую маску? Что за маску? — изумился детектив.

— Ты что не знаешь? Ты шпион, тебе написали инструктаж, а ты и прочесть поленился? — возмутилась, презрительно прищурилась на него Мариса — ну каждый год во вторую ночь Фестиваля, это сегодня в полночь, отключают стабилизаторы. Все, кто выходит на улицу этой ночью, должны быть в масках, потому что тени, демоны и мертвые являются в эту ночь и ходят среди людей. У мертвых нет лица, и если они узнают тебя, то могут растерзать сразу, а могут запомнить и прийти ночью, когда не ждешь, выйти из зеркала в темноте и убить, или задушить всю семью в постелях и звать тебя их голосами из темноты… Много чего может случиться. В журнале сам все завтра увидишь. В прошлом году двое воров залезли в дом, подрались, сорвали с себя маски, а на утро их нашли мертвыми — они сожрали друг другу внутренности и подавились. И когда стучат в дверь, надо спрашивать молитву, как в монастыре или в деревне, и не открывать без нее даже в собственном доме, потому что может прийти мертвец.

— Да уж… — покачал головой детектив — и значит, вы еще специально отключаете стабилизаторы, чтобы жить было интереснее?

— Такова традиция — важно пояснила Мариса, словно это был самый веский аргумент — так заведено, так надо и никого не интересует твое мнение. И вообще, разве у вас так на Пасху и Рождество не делают?

— Делают — лениво согласился Вертура — но у нас и не такая высокая интенсивность искажения и никаких мертвецов и теней у нас нет.

Он встал и подошел к окну, выглянул на улицу. Он хотел сказать что-то еще, но в дверь постучали. Детектив сосредоточил мысли на замке, как объяснила ему веселая фрейлина, которая принесла ранний ужин, но так и не смог сделать так, чтобы он открылся. Подошел и раскрыл рукой. На пороге стояла принцесса Вероника. В своей серебристой мантии и алой рубашке, с распущенными, растрепанными волосами и усталым беспокойным лицом, отстранив детектива, она молча и энергично, без спроса, вошла в комнату, села на кровать, уставилась на засыпанный пеплом стол, сложила руки на коленях. Несколько секунд она держала себя в руках, но детектив догадался, вернее почувствовал, что что-то неладно. Закрыв дверь, подвинул табурет, подсел к ней. Мариса внимательно и настороженно смотрела перед собой. Секунду или две принцесса пристально заглядывала ей в лицо, потом еще несколько смотрела на детектива. Ее сломленный и отчаянный взгляд был одновременно диким и полным мольбы, словно она искала слов поддержки и утешения, но так и не находила в себе ни сил ни воли, чтобы первой заговорить и своей беде.

Вертура уже было почувствовал, что она сейчас встанет, бросит короткое, «Простите» и выйдет хлопнув дверью, но тут же догадался что делать. Молча взял бутылку «Черных дубов», неловко налил в фужер и вручил его герцогине. Задержал руку, удерживая ее ладонь. Костяшки ее пальцев были разбиты. На тыльной стороне левой ладони рыжела кровь. На пальцах правой, просматривались недостаточно хорошо отмытые, грязные темно-синие следы.