Борис Наумов - Любовь и Разум

Сергей во время этого короткого спича, молча, смотрел на брата, потом – на родителей, и, наконец, тоже громко рассмеялся, как минутой раньше, хохотал брат Володя.

Вот так, Катюша, сама об этом ничего не зная, уже вторично, вызывает в семье Умаровых коллективный, семейный смех.

13.

В ведомстве майора Дронова происходили неожиданные и непредвиденные Михаилом события. Его сокамерники, которые непрерывно, в течение суток, находятся в непосредственной от него близости, стали охотно с ним общаться. Они теперь воспринимают слова Сапушкина, как закон, и верят, что в скором времени они окажутся на свободе. Более того, все они рассчитывают, планируют после получения свободы не расставаться, а остаться здесь в качестве наёмных работников. Расчёт Михаила был прост: когда будет коллектив, одинаково ориентированных людей, на перестройку мышления всего контингента данного учреждения, станет легче работать и результат будет быстрее получен. Одинцов во время последнего общения с Михаилом одобрил такой план действий и тоже рассчитывал на скорое изменение ситуации в данной тюрьме.

Когда из камеры ушли Митяй и Хрящ, а затем и Южак, освободились три лежачих места.

Михаил проанализировал ситуацию и принял решение просить Дронова о переводе из других камер трёх новеньких «квартирантов» в свою камеру.

–У нас три свободных тёплых местечка, – сказал Миша начальнику тюрьмы при очередном их разговоре. Дронов разрешил Сапушкину без ограничения перемещаться по территории заведения столько, сколько тот захочет. Соответствующий приказ был выдан охране всех корпусов.

«Сапушкину дозволено в любое время выходить из своей камеры и находиться в любом месте и в любое время»,– таков был приказ майора для своих подчинённых.

Михаил не злоупотреблял полученной свободой, но старался, как можно, более эффективно ею пользоваться. Зайдя, однажды, в кабинет к Дронову, Михаил сделал ему предложение, которое в сложившейся ситуации звучало, как приказание.

–Три освободившихся места в нашей камере, Геннадий Валентинович, надо заполнить клиентами из других камер. Там везде перенаселение и жуткая теснота.

–Кого бы ты хотел, Сапушкин, видеть рядом с собой?

–Если честно, то рядом с собой я бы хотел видеть приятных, симпатичных женщин. Да, жаль, это пока невозможно.

Сапушкин никогда ранее не страдал от отсутствия рядом с собой женского пола. В те, короткие промежутки времени, когда он бывал на свободе, долго искать женского общества ему не приходилось. Имея атлетически сложенную фигуру и приятные на вид черты лица, он всегда вызывал интерес одиноких женщин. Не прочь были познакомиться с ним и молодые девушки. Этим успешно пользовался Михаил и поменял за свою жизнь немало претенденток на завидного жениха.

Пребывая в тюремных застенках, Сапушкин умел спокойно переживать отсутствие контактов с противоположным полом.

Теперь же, при полной перемене его образа мышления и новых взглядов на будущую жизнь, Сапушкин всё чаще и чаще стал задумываться о знакомстве с какой-нибудь девушкой, которая бы понимала его и смогла разделить с ним всю оставшуюся жизнь.

–Как же так, Михаил Андреевич, – уловив мысль Сапушкина, сразу отреагировал Дронов, – женщин молодых, симпатичных, на выбор, я могу тебе предложить столько, сколько захочешь. И палата в лазарете в твоём распоряжении.

–Нет, майор, не того я хочу.

–Поделись, что тебе надо? Всё будет сделано в лучшем виде.

–Не понимаешь ты, Геннадий Валентинович. Мне женщина нужна не только для тела, но и для души. Ты знаешь, что такое любовь? Или ты не слышал такого слова?

–Обижаешь, Михаил. Я ведь, не всегда носил этот ненавистный мундир. Был когда-то и я молод. Эх, какую красотку я любил.

–И где же она? Куда подевалась?

–А никуда она не девалась. Она стала моей женой.

–Вот как! Значит, ты всю жизнь в любви купаешься?

–Да, Сапушкин, всю жизнь! Только не в любви, а в дерьме купаюсь.

–Почему, Дронов? – стало интересно Михаилу послушать историю любви этого чёрствого, порой жестокого человека.

–Потому, что пять лет помыкалась со мной моя любимая по разным гарнизонам, потом сказала: «Или я, дорогой мой, или твои солдатики. Выбирай».

–Ну, и что?

–Не пришлось мне долго выбирать. Назначили меня начальником в одну колонию. Отказаться не мог. Повышение в должности. Зарплату увеличили. Ну, и всё такое.

–Она не поехала?

–Осталась в гарнизоне. Сказала мне, что, если через месяц я не оформлю увольнение, она уедет навсегда. Я сначала пытался подать рапорт на увольнение. Да не получилось. Некому было меня заменить.

–И ты остался, Дронов?

–Я остался. А она, моя любимая, за месяц схлестнулась в гарнизоне с одним молодым лейтенантом, потом – с другим… и пошло–поехало. Развод мы не успели оформить. Исчезла она из гарнизона, и из моей жизни. Так, до сих пор я и числюсь женатиком.

–А она не нашлась?

–Особых поисков никто не проводил, да и я, узнав о её жизни в гарнизона, не старался найти её.

–Сколько же тебе годочков, Валентинович? – по-приятельски обратился к майору Михаил.

–Сорок два стукнуло, – то ли с грустью, то ли с гордостью сообщил Дронов о своём возрасте.

–А ты до сих пор – майор!

Ответа не последовало. Михаил, помолчав, продолжил разговор.

–И больше не встретил ты любовь? Не было женщин?

–Были. Были женщины, Сапушкин. А вот любовь? Любви не было.

–Теперь я понимаю, почему ты стал таким равнодушным. Злым. Душа твоя зачерствела. На каждом встречном ты готов срывать свою неустроенность. Отсутствие любви ты готов заменить удовольствием от унижения, оскорбления своих подчинённых и, тем более, заключённых.

Дронов молчал. Он теперь, в результате общения с Михаилом, и сам уже давно стал понимать неправильность, и даже ненужность своей жизни. А Сапушкин продолжал – ему и самому хотелось кому-нибудь высказать свои мысли, желания, мечты, появившиеся после контактов с Одинцовым и братьями-близнецами.

–Я вот тоже бродил по свету. То – тюрьма, то – колония. Всё чего-то искал. Лучшей жизни что ли? Да, я и не задумывался о жизни. Плыл по течению. Наслаждался своими «победами»! Мнимыми победами. Менты гонялись за мной, ловили, вычисляли, а я их за нос водил. Обдуривал. Потом ловили. Затем, снова всё повторялось. Мне это нравилось. Я упивался мыслью, верой в то, что я всех хитрее, умнее. Их много, а я один против них. Их коллективный разум проигрывал моему – одиночному. А вот любви, даже такой, как у тебя, Дронов, я не встретил. Да, и не очень я хотел её, эту любовь.

Сапушкин замолчал, о чём-то думая. Дронов тоже не стал комментировать речь Сапушкина. Взаимные откровения заключённого и начальника тюрьмы затронули их внутренние, душевные струны. Ни тот, ни другой ранее, до этого разговора не открывали кому-либо своих чувств, переживаний.