Борис Наумов - Любовь и Разум

Расчёты, планы Одинцова по перевоспитанию, переделке людей, осуществились, как минимум, на этих двух загрустивших, совсем противоположных по своему статусу, людях.

–Ну, ладно, Геннадий Валентинович, у нас ещё всё впереди, – решил Сапушкин продолжить прерванный ранее разговор. – По поводу заселения нашей камеры: двоих ты можешь взять любых, которых ты захочешь. А третьим я бы хотел видеть Ворона.

–Как скажешь, Сапушкин, – без единого слова возражения или обсуждения согласился Дронов. – Сегодня же это мероприятие мы и проведём.

После откровенного разговора с Михаилом майор Дронов стал мягким, совсем ручным. Этому способствовали, конечно, ранее проведённые Михаилом действия, направленные на перевоспитание, привлечение на свою сторону начальника тюрьмы.

Ближе к концу дня замки и засовы загремели на камерной двери и, когда она открылась, появился конвоир, а следом за ним Ворон и двое молоденьких ещё, совсем мальчишек, осуждённых.

–Вот вам пополнение, – грубо произнёс конвоир и вышел, закрыв за собой старую, но ещё надёжную, бронированную дверь.

Ворон, крепкий, лет сорока пяти, хмурый мужчина, молча, осмотрел камеру и всех её «постояльцев».

Один из его спутников, увидев свободные нары, ранее принадлежащие Южаку, быстро бросил на них свою котомку и, демонстративно показывая свою удаль и независимость, с криком «Э-э-х» распластал на них своё тело.

Ворон, ещё раз оглядев камеру, подошёл, не спеша, к молодому нахалу, взял его котомку и бросил в угол, в сторону параши, где были ещё две свободные полки.

–Брысь, баклан. Вон твои юрцы.

Тот, увидев решимость видавшего виды жигана, не осмелился против него сказать слова. Он быстро поднялся и перешёл на указанное место. Второй его товарищ, более скромный и тихий, последовал за ним и забрался на второй этаж.

Все местные жильцы за этими перемещениями наблюдали, молча, и без вмешательства. Они уже давно были под влиянием энергетического поля Михаила и ожидали скорых перемен в своей жизни.

–С новосельем, Ворон, – решить нарушить Михаил затянувшуюся тишину.

Ответа не последовало. Ворон и Михаил знали друг друга по общим встречам с Лютым. Можно было с уверенностью сказать, что дружбы и любви у них не было. Каждый из них хотел унизить другого, подавить его авторитет и старался делать это постоянно и настойчиво. Только Лютый, будучи здесь в тюрьме, вмешивался в это противостояние и составлял более мощную конкуренцию каждому из них. Поэтому серьёзных стычек между Вороном и Сапушкиным не было. Но, оба знали, что противник у него не слабый.

–Познакомиться бы надо, Ворон, с жильцами нашей общаги, – снова сказал Михаил, не дождавшись от Ворона ответа на поздравление.

–Меня это кодло не колышит, – резко отреагировал Ворон на предложение Михаила.

Местная братва негромко зашипела. Они знали Ворона и вслух, боялись высказать своё недовольство его пренебрежительным отношением к их обществу.

–Ну-ка, тихо, шавки, – приподнявшись на нарах, пригрозил Ворон.

Сразу стало тихо в камере, только возня возле параши, вновь прибывших, Жорика и Лёхи, слегка нарушала эту тишину.

Михаил понял, что он поторопился с предложением перевести Ворона к ним в камеру. Трудно будет с ним работать: слишком закоренелый он в преступном мире, чтобы так легко мог перестроить свои мозги под влиянием Мишиного воздействия. Более того, он, обладая мощным авторитетом, сильной волей и бесстрашием, может легко влиять на сокамерников и сглаживать, обнулять результаты работы самого Михаила.

«Ну, ладно, поживём – увидим – успокаивал себя Сапушкин, – у меня же есть ещё и тыловое подкрепление».

Когда принесли в камеру ужин, Ворон не встал со своего лежбища, а приказал подскочившему к двери Крючку:

–Ну-ка, мне сначала притарань хаванье, потом – этим придуркам.

Все замерли, не ожидая такого хамского обращения Ворона, но, снова, осмелившихся протестовать, или, хотя бы возмутиться, не нашлось. Михаил подошёл к двери и, молча, взял себе миску с баландой.

Ворон заметил демонстративный протест Михаила, но обострять с ним отношения не стал.

С этой минуты началось тихое, но настойчивое и постоянное противостояние двух, сильных духом, вожаков. Миша, в тюремном понимании не был паханом, однако, обладая внушительной физической силой, а теперь и психологическим влиянием, мог на равных с Вороном, побороться за первенство в малом камерном пространстве.

Когда был объявлен общий отбой, Михаил начал воздействовать своим энергетическим полем на мозговую материю всех соседей по камере. Чтобы не причинять им сильную головную боль, он старался действовать маломощными импульсами, да и то только кратковременно и умеренно. Все старожилы камеры уже привыкли к таким сеансам перевоспитания. Не понимая источника энергетического воздействия, все они, в той или иной степени, уже забыли о своих прежних замыслах и планах. Никто уже не думал, что их судьба связана навсегда с преступным миром. Наоборот, каждый понимал, что вот-вот должна быть амнистия, и они обретут свободу. А как воспользоваться ожидаемой свободой – это теперь забота Михаила.

–Скоро наше заведение будет закрыто, ликвидировано. Не будет необходимости содержать здесь бывших воров, бандитов и других преступников, – уже в который раз, внушал Михаил эту мысль своим сокамерникам. – Наши тюремные корпуса будут переоборудованы в светлые, современные дома. Назначение их будет разное. Самые старые двухэтажные здания будут снесены, и на их местах разместятся игровые площадки, зоны отдыха. Другие дома или превратятся в производственные здания, или в оздоровительно-лечебные и жилые, комфортабельные сооружения. Всё это будет детально проработано и согласовано с жильцами, старожилами этих мест, – продолжал фантазировать Михаил.

–А жильцами, знаете, кто будет? – неслышимо вопрошал Сапушкин, и сам же отвечал на этот вопрос, – вы, вы будете в них жить, лечиться, работать, отдыхать. Потому, что вы – старожилы, и вы больше не будете заниматься прежними делами, не будете воровать и грабить, убивать и насиловать. Ваша прежняя жизнь останется далеко в прошлом. Никто не будет вам напоминать о ней.

Так, или примерно так, Михаил внушал молчаливым слушателям эту идею о новой жизни, об исчезновении из их голов мыслей о прошлом.

Надо было до такого уровня понимания довести своих сокамерников, чтобы они не только поверили в слова, идеи, которые Михаил вбивал им в головы, но и сами стали ярыми сторонниками, проводниками этих идей.

Михаил чувствовал, что почти все его подопечные не только слушали и верили, но и получали определённую долю мыслительной энергии и тем самым, увеличивали свой мыслительный потенциал.