Борис Наумов - Любовь и Разум

На общем фоне понимания и согласия сегодня Михаил во время очередного сеанса почувствовал сильное противодействие. Посторонние, довольно мощные сигналы постоянно примешивались к спокойной плавной речи Михаила. Он сначала не понимал источника этих сигналов и, только потом, когда увидел импульсивно дёргающегося и злобно ухмыляющегося Ворона, он догадался, что это он – причина появления сигналов противоположного свойства.

Ворон отличался от людей, сидящих в камере. Он был паханом. До мозга костей он был пропитан криминальным прошлым, и переделать его было труднее, чем заново выучить какого-нибудь заблудившегося человека.

Кроме того, Ворон много времени общался с Лютым, имеющим мощный энергетический потенциал мозговой деятельности. Теперь он сам был обладателем неслабого энергетического мозгового поля.

Задумываясь над этим, Сапушкин стал понимать, что рано он призвал Ворона, в компанию первой группы освобождаемых сокамерников. Ворон может не только активно сопротивляться воздействию энергии мозгового поля Михаила, но и создать процесс перестройки обратного направления.

Сапушкин знал из рассказов Анастаса, как в своё время Лютый, случайно оказавшийся в мощном энергетическом поле генианцев, сам стал обладать значительным потенциалом, при этом, не изменив главных принципов и цели своей жизни.

«Может быть, убрать Ворона обратно на своё место? – думал Сапушкин. – Оставить его на более позднее время, когда основная масса уже будет переориентирована на новый смысл жизни? Когда их мозги уже не могут быть переделаны в обратном направлении? Нет, сдаваться не будем. Надо добиваться своего, чего бы это ни стоило», – опрометчиво, но, уверенно решил Михаил.

–Как поживает ваша новая компания? – спросил Дронов Михаила на следующий день.

–Весёлая компания,– ответил Миша, – полный комплект и набор характеров.

–Я уже подал документы на амнистию для ваших старых сокамерников. Может быть, и Ворона туда включить? И этих двоих?

–Жорика и Лёху?

–Их.

–Давай, пока повременим, – посоветовал Михаил. Его советы для майора звучали, как приказ.

–Как скажешь.

–Особенно Ворона. Его мозги трудно будет переделать. – Миша разговаривал с начальником тюрьмы, так, как будто они изначально были компаньонами и имели одинаковое поручение или задание.

–Да, это крепкий орешек. Я таких повидал за свою жизнь. Вот был у нас, покойный теперь, пахан Лютый. Ты знаешь, знал, его. Много мне пришлось нервов и сил потратить, чтобы нейтрализовать его, исключить его влияние на других нарушителей закона.

–А что случилось с ним? – решил Михаил немного позабавиться, задавая наивные вопросы начальнику тюрьмы.

–Да, как-то удивительно и скоропостижно Лютый решил оставить этот мир. Был бодр, здоров, потом ни с того, ни с сего, вдруг сник. Странной болезнью захворал.

–Жалко было?– ухмыляясь, спросил Михаил.

–Да, Сапушкин, было жалко, что долго он на этом свете портил жизнь другим людям.

Ответ Михаилу очень понравился.

«Значит, доходит до кондиции начальник тюрьмы, если такие хорошие, положительные мысли высказывает» – думал он.

14.

В семье Одинцовых произошли печальные непредвиденные изменения: трагический уход Светланы и жуткое пополнение новыми членами, сиамскими близнецами – Вероникой и Витюшей. Сначала отец хотел назвать их одним именем Светлан, соединяющим в себе часть имён матери и отца. Друзья Анастаса, которые в последнее время принимали активное участие в жизни своего шефа, не советовали так поступать.

–Стас, – говорил Николай Токарев, – лучше этого не делать.

Не только Токарев, но все они, независимо от возраста, пола и стажа работы под руководством Одинцова, теперь стали называть его по-дружески, сокращённо так, как звала его жена. Им казалось, что так ему будет легче переносить утрату и чувствовать себя в кругу родных, близких людей.

–Не называй их одним именем. Во-первых, потому, что, как ни крути, а это два человека. У них два сердца, по две ноги и руки. Значит, их двое. Пусть голова у них одна на двоих, значит, они всегда будут думать одинаково. Во-вторых, у тебя возникнут сложности при оформлении документов. Ведь, официальные люди – существа простые. Они посмотрят и увидят: вот мальчик – всё как положено, а вот девочка. Тоже видно. Все признаки –налицо. Значит, их двое. И оформление документов будут делать на двоих.

Убедили Анастаса друзья.

–Кроме того, – говорила практичная и опытная Надежда Григорьевна, – тебе, как отцу-одиночке, извини меня за напоминание, положена материальная помощь. За двоих детей такая материальная помощь будет в два раза больше. Может быть, ещё выделят и нянечку-помощницу. А на одного ребёнка они будут смотреть совсем по-другому.

Этими словами друзья окончательно убедили Одинцова признать себя отцом двух детей. А значит, и имён должно быть два. Долго думал Анастас над проблемой их выбора и только к концу второй ночи раздумий он остановился на именах Вероника и Виктор. Как бы символически это означало и для отца и для детей «вера в победу».

А несколькими днями раньше события развивались следующим образом.

Две недели после рождения дети провели в больнице. Суматоха вокруг неординарного события в роддоме, да и не только в роддоме, была необычайной. Осмотр и консультации медицинских светил, приезжавших бесконечным потоком с центра, разговоры и рекомендации по поводу дальнейшей судьбы близняшек проходили с утра до вечера. Светила вспоминали и искали что-нибудь аналогичное в мировой медицинской практике. Ничего подобного нигде не было зарегистрировано.

Одни говорили, что не смогут выжить эти несчастные. Другие твердили, что организмы новорождённых крепкие и здоровые, значит, есть шанс, что они смогут жить. Некоторые отчаянные пессимисты предлагали сейчас же, пока они – несмышлёныши, сделать им эвтаназию.

–Это будет самое разумное решение и для них, и для родителей, – говорили они.

–Для родителя, – уточняли единомышленники.

–Тем более, и для родителя,– соглашались с поддержкой первые.

–Нет, это безжалостно. Они же живые существа, – возражали сторонники сохранения жизни. – Кроме того, это аморально, незаконно. Эвтаназия у нас запрещена.

–Есть ещё один аргумент в пользу сохранения жизни младенцам.

–Какой ещё аргумент? – вопрошали сторонники убийства.

–Мы получили для мировой медицины уникальный случай наблюдения и изучения такого необычного природного явления.

–Наблюдения и изучения несчастий и страданий живых существ – это преступно.

–Конечно. Наблюдение – преступно, а убийство живых существ – гуманно! – не сдавались противники эвтаназии.

–Господа учёные, кроме судьбы этих двух несчастных, не надо забывать и о человеческом существовании их родителей. Извините, родителя.