Ларри Нивен - Защитник. Рука закона [сборник litres]

– Снимков не было?

– Нет. – Я не хотел, чтобы он изменил свое лицо.

– Я был уверен, что он кое-что припрятал, – сказал Лорен. – Иначе мы сделали бы из него донора. Куда проще – и куда выгоднее. Я нуждаюсь в деньгах, Гамильтон. Знаете ли вы, во сколько обходится организации каждый потерянный донор?

– Миллион или около того. И зачем вы так поступили?

– Он что-то спрятал. Никакого способа найти это не существовало. Все, что мы могли сделать, – постараться, чтобы АРМ этого не нашла.

– А! – Теперь я понял. – Когда кто-либо пропадает без следа, любому кретину первым делом на ум придут органлеггеры.

– Естественно. Поэтому и не может человек просто исчезнуть. Иначе полиция сразу обратится к АРМ, дело попадет к вам, и вы начнете искать.

– Ячейку в камере хранения космопорта.

– Что?!

– На имя Кубса Форсайта.

– Мне знакомо это имя, – произнес Лорен сквозь зубы. – И следовало это проверить. Понимаете, посадив его на ток, мы пробовали отключать разъем, чтобы склонить к откровенности. Это не подействовало. Он не мог сконцентрироваться ни на чем, иначе как на дроуде – вернуть его в свою голову. Мы старались и так, и сяк…

– Я намереваюсь убить вас, – проговорил я, вложив смысл в каждое слово.

Лорен наклонил голову набок и нахмурился:

– Совсем наоборот, мистер Гамильтон. Еще сигарету?

– Давайте.

Он снова отправил ее мне на каталке, зажженную. Я держал ее несколько театрально, надеясь приковать его внимание к воображаемой руке.

Если он будет смотреть на сигарету, я в решающий момент суну ее в рот – и высвобожу руку раньше, чем он спохватится.

Но какой момент – решающий? Лорен по-прежнему сидел в кресле. Я боролся с желанием подманить его поближе. Любое подобное действие покажется ему подозрительным.

Который час? Что делает Жюли? Я вспомнил, как две недели назад мы ужинали на балконе самого высокого ресторана в Лос-Анджелесе, почти в миле над городом. Неоновый ковер расстилался под нами во все стороны до горизонта. Может, она это ощутит…

Она будет проверять меня в девять сорок пять.

– Вы, наверное, были особенным астронавтом, – сказал Лорен. – Подумать только, единственный человек в Солнечной системе, который может подправить антенну на корпусе, не покидая кабины.

– Для антенн требуется сила побольше.

Выходит, он знает, что я могу проникать сквозь предметы.

– Надо было мне там остаться, – заявил я Лорену. – Как же хочется снова оказаться на корабле! Тогда я желал лишь иметь две нормальные руки.

– Как жаль. Но сейчас у вас есть три. А вам приходило в голову, что использовать паранормальные возможности против людей нечестно?

– Что?

– Помните Рафаэля Хейна?

У Лорена срывался голос. Органлеггер злился и с трудом скрывал это.

– Конечно. Мелкий органлеггер из Австралии.

– Рафаэль Хейн был моим другом. Я знаю: ему удалось вас связать. Скажите, мистер Гамильтон: если ваша воображаемая рука так слаба, как вы утверждаете, то как вы развязали веревки?

– Я этого не делал, да и не смог бы. Хейн надел мне наручники. Я вытянул ключ у него из кармана… разумеется, воображаемой рукой.

– Вы использовали против него паранормальные силы! Вы не имели права!

Магия. Любой, не владеющий пси-способностями, считает так же, хотя бы в глубине души. Чуть-чуть страха, чуть-чуть зависти. Лорен считал, что может справиться с АРМ; он убил по меньшей мере одного из наших. Но посылать против него колдунов было ужасно нечестно.

Вот почему он позволил мне проснуться. Лорен хотел позлорадствовать. Многим ли удавалось захватить колдуна?

– Не будьте идиотом, – сказал я. – Я не вызывался играть в ваши с Хейном глупые игры. Согласно моим правилам, вы массовый убийца.

Лорен вскочил на ноги (который час?), и я внезапно понял, что мое время истекло. Он пребывал в ярости. Его светлые шелковистые волосы встали дыбом.

Я глядел в крошечное отверстие инъекторного пистолета. Я ничего не мог предпринять. Мой телекинез не шел дальше моих пальцев. Я словно заранее ощутил все то, чего никогда не знал: пол-литра антифриза в моей крови, чтобы вода не замерзла в клетках, холодная ванна из полузастывшего спирта, скальпели и крошечные, аккуратные хирургические лазеры. Главное, скальпели.

И когда органлеггеры выбросят мой мозг, все мои знания погибнут. Я знаю, как выглядит Лорен. Я знаю об апартаментах «Моника» – кому известно, сколько еще существует подобных мест? Я знаю, где скрыта красота Долины Смерти, которую я собирался как-нибудь посетить. Который час? Который?!

Лорен поднял пистолет и оглядел свою вытянутую руку. Очевидно, ему казалось, что он в тире.

– Очень жаль, – произнес он, и голос лишь слегка дрожал. – Вам лучше было оставаться астронавтом.

Чего он ждет?

– Я не могу съежиться от страха, если только не ослабите эти повязки. – Я помахал для большего эффекта в его сторону окурком сигареты.

Она дернулась у меня в пальцах, я перехватил ее и…

И ткнул ею в свой левый глаз.

При иных обстоятельствах я бы тщательнее обдумал такой поступок. Но так или иначе, я это сделал. Лорен уже считал меня своей собственностью. Как живая кожа, здоровые почки, метры артерий, как все части в банке органов Лорена, я был собственностью, стоящей миллион марок ООН. И я разрушал свой глаз! А органлеггеры всегда жаждут заполучить глаза: любой человек с очками может захотеть новую пару, да и сами органлеггеры постоянно меняют свои отпечатки глазного дна.

Чего я не предвидел, так это боли. Я где-то вычитал, что в глазном яблоке нет чувствительных нервов. Значит, болели веки. Кошмарно!

Но я держал сигарету только миг.

Лорен выругался и как сумасшедший кинулся ко мне. Он знал, насколько слаба моя воображаемая рука. Что я могу ею сделать? Он так и не сообразил, хотя это было очевидно. Он со всего размаху ударил по сигарете так, что у меня чуть голова не оторвалась, а уже потухший окурок отлетел к стене. Задыхающийся, оскалившийся, потерявший от ярости дар речи, он стоял – в пределах досягаемости.

Мой глаз закрылся, словно обожженный кулачок.

Я протянул руку мимо пистолета Лорена, сквозь его грудную клетку, и нашел сердце. И сдавил.

Его глаза стали круглыми, рот широко раскрылся, гортань задергалась. Самое время стрелять. Вместо этого он полупарализованной рукой вцепился в грудь. Он скреб ногтями по ней, глотая воздух, который не приходил. Он думал, что у него сердечный приступ. Потом выпученные глаза увидели мое лицо.

Мое лицо. Я оскалился, как одноглазый хищник. Я готов был вырвать его сердце! Мог ли он этого не понять?

Он понял!

Он выстрелил в пол и рухнул.

Я обливался потом; меня трясло от изнеможения и отвращения. Шрамы! Он был весь в шрамах и рубцах; я ощутил их, проникая внутрь. В нем билось пересаженное сердце. Все остальное тоже принадлежало не ему. Издали он выглядел лет на тридцать, а вблизи непонятно на сколько. Одни части были моложе, другие старше. Какую долю Лорена составлял сам Лорен? Какие части он взял у других? И все они не подходили друг к другу как следует.