Ларри Нивен - Защитник. Рука закона [сборник litres]

Вероятно, он был хронически болен, подумал я. И не получил трансплантатов, в которых нуждался. А однажды увидел решение всех своих проблем…

Лорен не шевелился. Даже не дышал. Я вспомнил, как его сердце дергалось и трепетало в моей воображаемой руке – и вдруг обмякло.

Он лежал на левой руке, часов не было видно. Я был один в пустой комнате и по-прежнему не имел представления о времени.

Я так и не узнал. Прошли часы, прежде чем Миллер наконец осмелился побеспокоить своего босса. Он высунул свою круглую невыразительную физиономию из-за дверного косяка, увидел Лорена, распростертого у моих ног, и с визгом отпрянул. Минуту спустя в проеме показался инъекторный пистолет, а за ним водянисто-голубой глаз. Я почувствовал укол в щеку.

– Я тебя проверила до срока, – сказала Жюли.

Она кое-как примостилась в ногах больничной койки.

– Точнее, ты сам меня вызвал. Когда я пришла на работу, тебя там не было, и я задумалась, с чего бы это, и бац! Было плохо, правда?

– Очень плохо, – сказал я.

– Я никогда не ощущала столь испуганного сознания.

– Тогда не рассказывай об этом никому. – Я нажал кнопку, чтобы перевести кровать в сидячее положение. – Мне надо поддерживать образ.

Перевязанная глазница совсем онемела. Боли не ощущалось, но оцепенение настойчиво напоминало о двух мертвых людях, ставших частью меня. Одна рука, один глаз.

Если Жюли чувствовала во мне это, то ее нервозность становилась понятной. А она в самом деле нервничала; дергалась и ерзала по кровати.

– Я все думал о времени. Который же час это был?

– Примерно девять десять. – Жюли содрогнулась. – Я уж решила, что потеряю сознание, когда этот неприметный человечек высунул пистолет из-за угла. О, нет! Не надо, Джил! Все кончилось.

Как близко это было. Неужели настолько близко?

– Послушай, – сказал я, – возвращайся на работу. Я ценю внимание к больному, но что толку от этих воспоминаний? Зачем себя терроризировать?

Она кивнула и встала.

– Спасибо, что зашла. И спасибо, что спасла мне жизнь.

Жюли улыбнулась с порога:

– И тебе спасибо за орхидеи.

А я их даже еще не заказал. Немедленно вызвав медсестру, я добился обещания выписать меня сегодня же вечером, при условии, что дома сразу лягу в постель. Она принесла телефон, и я заказал орхидеи.

После этого я откинул спинку кровати и отлежался. Хорошо быть живым. Я вспоминал данные мной обещания – обещания, которых мог никогда не выполнить. Возможно, настало время выполнить хотя бы часть из них.

Я позвонил в отдел слежения и попросил Джексона Беру. После того как он вытянул из меня рассказ о моих подвигах, я пригласил его в больницу. Бутылку принесет он, а платить буду я. Это ему не понравилось, но я пригрозил.

Номер Тэффи я набрал до половины и снова передумал, как и вчера вечером. На прикроватной тумбочке лежал мой наручный телефон. Без изображения будет лучше.

– Алло?

– Тэффи? Это Джил. Конец недели у тебя свободен?

– Конечно. Начиная с пятницы.

– Отлично.

– Заезжай за мной к десяти. Ты что-нибудь выяснил насчет своего друга?

– Ага. Я был прав, его убили органлеггеры. С этим уже все, мы арестовали кого надо.

Про глаз я не упомянул. К пятнице снимут повязку.

– Так вот, насчет выходных. Не хочешь ли посмотреть Долину Смерти?

– Ты шутишь, правда?

– Я шучу. Неправда. Послушай…

– Но там жарко! Сухо! Там все мертво, как на Луне! Ты в самом деле имел в виду Долину Смерти?

– В эту пору там не жарко. Послушай…

Она стала слушать. Она слушала достаточно долго, и я ее убедил.

– Я вот что думаю, – сказала она. – Если мы будем часто видеться, нам лучше заключить… ну, сделку, что ли. Никаких разговоров о работе. Договорились?

– Отличная идея.

– Дело в том, что я работаю в больнице, – продолжала Тэффи. – В хирургии. Для меня органический пересадочный материал – это просто рабочий материал, для лечения. Я долго к этому привыкала. Я не хочу знать, откуда все берется, и ничего не хочу знать про органлеггеров.

– Хорошо, договорились. Увидимся в пятницу, в десять ноль-ноль.

Значит, докторша, подумал я. И ладно. Это будут хорошие выходные. Полезней всего знакомиться с людьми, которые преподносят тебе сюрпризы.

Вошел Бера с бутылкой виски.

– Угощение ставлю я, – заявил он. – И нечего спорить, потому что ты все равно не дотянешься до своего бумажника.

Тут же разгорелся спор.

Мертвые лежали рядами под стеклом. Давным-давно, когда в мире имелось больше места, эти, наиболее древние, покоились каждый в своем отдельном гробу с двойными стенками. Теперь они были уложены плечом к плечу, примерно в хронологическом порядке, лицом вверх. Их черты ясно различались сквозь тридцатисантиметровый слой жидкого азота, зажатого между двумя толстыми полосами стекла.

В некоторых участках этого здания усопшие были одеты в парадные костюмы по моде двенадцати различных эпох. В двух длинных цистернах на следующем этаже покойники были приукрашены низкотемпературной косметикой, а иногда еще и замазкой телесного цвета, чтобы прикрыть раны. Странная традиция. Она продержалась только до половины прошлого века. В конце концов, эти усопшие планировали когда-нибудь вернуться к жизни. Повреждения тела должны быть легко заметны глазу.

С этими дело так и обстояло.

Все они происходили из конца двадцатого века. Выглядели они ужасно. Некоторых, оказавшихся жертвами катастроф, спасти явно не представлялось возможным, но, согласно своим завещаниям, они тем не менее попали в морозильники. Каждого покойника снабдили табличкой, перечислявшей все, что в его мозге и остальном теле не соответствовало норме. Шрифт, древний и архаичный, читался с трудом.

Изувеченные, изношенные, опустошенные болезнями, все они выглядели терпеливо-покорными. Их волосы, медленно распадаясь, лежали вокруг голов толстыми серыми полумесяцами.

– Люди прозвали их мерзлявчиками [11] – В оригинале «corpsicle»: комбинация английских слов «corpse» (труп) и «popsicle» (леденец). Это слово, придуманное фантастом Ф. Полом (1919–2013), стало общеупотребительным в НФ-литературе. , замороженными мертвецами. А еще Homo snapiens [12] – Homo snapiens (искаженный лат., англ.) – человек хрупкий, человек хрустящий. . Можете представить, что произойдет, если кого-нибудь из них уронить.

Мистер Рестарик не улыбался. Эти люди находились на его попечении, и он серьезно относился к своему делу. Его глаза смотрели не на меня, а скорее сквозь меня. Какие-то детали его одежды отстали от моды лет на десять, другие – на пятьдесят. Он сам, казалось, постепенно теряется в прошлом.

– Здесь их у нас более шести тысяч. Думаете, мы их когда-нибудь оживим? – спросил он.