Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Да, я знаю. Зато римские девочки и мальчики восемнадцатого века не пьют всякую американскую гадость, — усмехнулась «поющая лисичка», должно быть, имея в виду кока-колу.

— Совсем забыл, это тебе, — я развернул лежавший на тумбочке кулёк с цветами и вручил возлюбленной.

— Ах, какие они милые! — улыбнулась Доменика.

— Такие розы у нас на Родине называются «ленинградками», — объяснил я.

— Что это значит? — поинтересовалась синьорина Кассини.

— «Ленинградка» — это девушка из города Ленинграда. Так в течение нескольких лет назывался мой город, Петербург.

— Странно, я думала, это другой город, — задумчиво сказала Доменика.

Ничего, подумал я, вот вернёмся домой, подарю возлюбленной книгу по истории нашего города. И географический атлас. Да хоть всю библиотеку, только бы восполнить несправедливо полученные пробелы в знаниях.

— Какие новости в Капелле? Что решил кардинал? — обеспокоенно спросил я, наливая вино в бокал Доменике.

— Ничего хорошего. Его высокопреосвященство упрямы, как… — она не договорила, было видно, что возмущение вступило в схватку с почтением к этому человеку.

— Всё-таки настаивает? Но разве ты не можешь его убедить в необходимости для тебя строить оперную карьеру?

— У кардинала свои планы, которых я подчас не понимаю.

— Я тоже не понимаю, — задумчиво произнёс я, думая о невообразимых экспериментах с машиной времени и чересчур прогрессивными взглядами в области женской карьеры. Главное, какая выгода во всём этом кардиналу?

Чуть позже я, изучая тему «командной работы», выяснил, что в любой команде существует некий вредитель-социопат, который работает во вред всей команде, в том числе и себе, и единственная цель которого — сломать систему и напакостить коллегам. Такой человек не думает о последствиях, его не интересуют долгосрочные цели, он действует подобно жадному алгоритму, результаты которого далеко не всегда оптимальны. Что касается мотивов, то они, как правило, иррациональны и диктуются злобой и обидой. Видимо, кардинал Фраголини и являлся таким вредителем, который «завёлся» в Ватикане и всячески подрывает устоявшуюся систему изнутри, не задумываясь о том, что плохо, в конечном итоге, будет всем.

Зачем создавать квантовый компьютер для личного пользования, если на данный момент наука ещё не дошла до необходимого уровня развития? Зачем заставлять девушку петь в хоре, если правительство пока не готово к таким нововведениям? Зачем делать революцию, если для общества естественны эволюционные процессы?

— О чём ты задумался, Алессандро? — вновь вырвала меня из размышлений синьорина Кассини, изящно надкусывая дольку апельсина.

— Да так, ничего особенного. О том, что неплохо бы нам вернуться домой, в наше время.

— Ах, боюсь, это будет трудно. Но будем надеяться на Господа.

Во вторник Светлой недели я и Доменика были приглашены на чашечку кофе к достопочтенной маркизе Канторини, которая проявила значительный интерес к нашей совместной деятельности. Письмо с приглашением передали на адрес Кассини, и Доменика, зная, что никто, за пределами Капеллы, не знал о нашем мнимом разрыве, уговорила меня пойти с ней.

Маркиза жила в старинном терракотовом особняке неподалёку от Колизея, так что из окон её дома можно было наслаждаться потрясающим видом величественных руин древности.

Её сиятельство ожидала нас часам к пяти вечера, солнце уже начало клониться к закату, лаская медными лучами сероватый мрамор амфитеатра. Возле особняка росли пальмы разных видов — одни были похожи на бочонок, другие же напоминали изящные фигуры девушек.

Бросив взгляд на Доменику, я в очередной раз восхитился её красотой, подумав, что в своём тёмно-зелёном костюме она изящнее любой пальмы.

Мы позвонили, и дверь нам открыла незнакомая девушка с вьющимися светло-русыми волосами и тёмно-стальными глазами, одетая в скромное платье светло-голубого цвета. Лицо её показалось мне знакомым, но я никак не мог вспомнить, где её видел, и видел ли вообще. Интересной особенностью её внешности были тонкие губы и нависающие светлые брови, что, пусть и не делало её первой красавицей, но придавало какую-то изысканную изюминку. Ничего не говоря, девушка проводила нас в гостиную, обставленную роскошной мебелью и напоминавшую залы, которые я видел в музеях Санкт-Петербурга.

— О, синьор Фосфоринелли! — услышал я приветливый голос маркизы, которая направлялась к нам из соседней комнаты. — Рада вас видеть.

— Премного благодарен за приглашение, ваше сиятельство. Разрешите представить вам моего учителя, маэстро Доменико Мария Кассини, — я указал в сторону Доменики, а та, в свою очередь, изящно поклонилась, сняв шляпу. О, что за женщина, ты сводишь меня с ума!

— Здравствуйте, ваше сиятельство. Это большая честь для нас, — с улыбкой поприветствовала Доменика маркизу.

— Присаживайтесь, синьоры, — Джорджия Луиджа жестом пригласила нас присесть на диван, обитый бледно-розоватым атласом, рядом с которым стоял столик с фарфоровым сервизом. У меня сразу похолодели руки: хоть бы опять что-нибудь нечаянно не смахнуть, с меня станется!

После чаепития маркиза расспрашивала Доменику обо всём на свете: начиная с репертуара в Капелле и заканчивая украшениями, косметикой и прочей ерундой. Я всё это время лишь молча попивал тёплую воду, поскольку моя сердитая муза запретила мне даже прикасаться к кофе, ибо «сопранистам низзя!».

В конце концов, когда мне совсем стало скучно слушать «увлекательную» беседу милых дам, я нашёл себе более интересное занятие: бордюр под потолком напоминал по форме циклоиды, и я представлял, как по ним катится воображаемый шарик, собирая монетки на впадинах. В какой-то момент меня охватила тоска: я вспомнил одну дурацкую игру для iOS, в которую иногда поигрывал в прежние времена, когда ехал в метро. На тот момент я страшно ругал разработчиков за такую примитивность и отсутствие фантазии, а теперь был не прочь и сам поиграть в это убожество.

— Вы пишите музыку, маэстро? — наконец, спросила что-то нормальное у Доменики маркиза.

— Да, синьора. Я готов исполнить для вас всё, что вы пожелаете. Хотите пьесу, сонату? Или аккомпанемент к арии? А Алессандро споёт.

— О, это было бы чудесно! С превеликим удовольствием послушаю вашу музыку и пение вашего ученика. Паолина, принеси спинеттино из спальни. Я иногда поигрываю по вечерам.

— Паолина — моя воспитанница, — наконец, пояснила синьора Канторини. — Не девушка, а просто ангел. Послушная, тихая и покладистая.

— Сколько лет Паолине? — задала нескромный вопрос Доменика, видимо, забыв, что неприлично задавать подобные вопросы по отношению к женщине.

— В июне будет двадцать четыре, — ответила маркиза, наливая сливки себе в чашку с кофе.