Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Двадцать четыре? — удивилась синьорина Кассини. — И она… не замужем?

— Ох, с этим большие проблемы. Полгода назад к ней сватался один пожилой сенатор, но она даже видеть его не захотела. Угрожала уйти в монастырь, но только не за этого, как она выразилась «старого монстра».

Девушка со светло-русыми волосами вновь появилась в гостиной с небольшим деревянным инструментом и передала его маркизе.

— Прошу, синьора, ваш спинеттино, — смиренно ответила Паолина, но от её интонации моё сердце ёкнуло.

— С добрым утром, мама, чай с гренками готов! — пронеслось у меня в голове. Оля. Это её фирменная интонация, проявлявшаяся в те моменты, когда она совершала какую-то пакость, но всеми силами пыталась загладить вину. Я вспомнил один эпизод из раннего детства, когда нам со старшей сестрой с утра пораньше вздумалось нажарить хлеба к завтраку. Полбуханки мы, конечно, спалили, но оставшиеся оказались вполне съедобными и хрустящими. Признаюсь, те допотопные ржаные гренки с чёрносмородиновым вареньем казались мне в сто раз лучше всяких пирожных.

Мои воспоминания улетучились, когда Доменика сыграла первый аккорд, и я понял, что сейчас придётся петь первую арию Филомелы. Скрипнув зубами от досады, я затянул патетический речитатив:

Oh, barbaro severo! Non sei stato toccato dalla richiesta di mio padre, né le sue lacrime, né la preoccupazione di mia sorella per me!

Вспоминая последнюю репетицию, в середине арии я добавил «огонька» в пение, грозно сверкнув глазами из-под сдвинутых фосфоринских бровей, чем, вероятно, произвёл на маркизу неизгладимое впечатление.

После бурных аплодисментов синьоры Канторини синьорина Кассини решила перейти к классике и сыграть на клавишном инструменте аккомпанемент к дуэту Нерона и Поппеи Монтеверди, который обычно исполняется двумя высокими голосами в сопровождении лютни и струнного оркестра. Дождавшись окончания вступления, я запел партию Поппеи, а Доменика отвечала мне в партии Нерона:

— Pur ti miro…

— Pur ti godo!

— Pur ti stringo…

— Pur t’annodo!

Дуэт напоминал шахматную партию, в которой каждая реплика была подобна изящному продуманному ходу, а под конец мы слились в единую ноту, словно объявляя, что победила дружба.

— Блестяще! Это… это невероятно! Брависсимо, синьоры «виртуозы»! — со слезами на глазах аплодировала маркиза.

Поздно вечером, когда я, проводив Доменику до калитки, вернулся к себе в унылую каморку, у меня в памяти внезапно всплыл один образ. Я вспомнил старую чёрно-белую фотографию своей двоюродной бабушки Елены Фосфориной, сестры деда Ильи. На фотографии она была совсем юной девушкой, худенькой, с тонкими бледными губами, волосами до плеч и впалыми щеками — они с дедом единственные из всей семьи пережили блокаду. Бабушка по характеру была не общительной и редко приезжала к нам в гости.

Странным образом, на бабушку Лену была отдалённо похожа воспитанница маркизы, Паолина. Однако я на тот момент не мог логически обосновать сходство и поэтому вскоре об этом забыл.

Комментарий к Глава 35. Пасха в Риме и воспоминание из будущего Судя по расчетам автора, в 1726 году православная и католическая Пасха отмечалась 21 апреля

====== Глава 36. Абсолютная премьера! ======

«Я похож на Лжедмитрия», — вдруг глупо подумал я и опять уселся за стол.

М.А. Булгаков, «Записки юного врача»

Наступил день премьеры оперы «Пандиониды» авторства Джованни Альджебри и Доменико Мария Кассини. Я сидел в гримёрке перед зеркалом и с отвращением смотрел на чудовище в высоком парике и фиолетовом платье (#9370DB), расшитом серебряными нитями и с кринолином эллипсоидной формы. Рукава с кружевной оборкой доходили до локтя, открывая тощие жилистые руки, на которые, по словам костюмера, страшно было смотреть: тонкие и длинные пальцы все в шрамах, а ногти на некоторых пальцах повреждены — вот к чему привела неуёмная страсть «виртуоза» к починке компьютеров в юном возрасте. В связи с перечисленными выше особенностями, костюмер сказал «какой ужас!» и заставил меня надеть перчатки из белого атласа. Клоун клоуном, да и только.

Справедливости ради, вынужден сказать, что одеяние Филомелы было выполнено на высшем уровне и выглядело шикарно. Любая девчонка непременно бы захотела себе такое, да что говорить, любая девчонка смотрелась бы в нём лучше. Кроме того, сей ненавистный наряд оказался мне впору, всё в нём было продумано: даже татуировку закрывал кружевной воротник. Каким образом удалось так точно подогнать платье под мои параметры, я узнал только перед премьерой. Ведь Доменика ещё месяц назад успела снять с меня мерки. Но об этом у меня отдельный разговор.

Каким же наивным дураком нужно быть, чтобы не обнаружить подвоха в том, что трудоёмкая работа по изготовлению моего повседневного костюма вручную составила всего сутки. И это в восемнадцатом веке! Позже, разговаривая с сыном портного, Умберто Страччи, я узнал, что тот синий костюм, который я носил всё это время, был уже сшит для сына одного заказчика. Однако сын заказчика за пару недель неожиданно вымахал до двух метров ростом, поэтому достопочтенный «синьор костюм» оказался не у дел и достался завалящему сопранисту Алессандро.

Надо сказать, я волновался перед премьерой, как много лет назад перед экзаменом по уравнениям в частных производных, боясь забыть то, что выучил. Вместе с этим я изо всех сил пытался прогнать нехорошее предчувствие, которое не давало мне покоя весь день. Казалось, что за моими действиями следят и вычисляют каждый шаг, как в компьютерной программе — установив и увеличивая счётчик итераций — но я не мог обосновать это логически, объясняя себе лишь проявлением обострившейся паранойи.

В театр я решил явиться раньше назначенного всем артистам времени, чтобы никто не мешал мне одеваться, собираться с мыслями и готовиться к предстоящей «каторге в Сибири».

«Но я Сибири вовсе не страшусь! Сибирь ведь тоже — русская земля!» — вдруг вспомнился мне один русский романс, вызвавший очередной приступ ностальгии по далёкому детству и не менее далёкому Питеру. Нет, Саня. Прекращай ныть. Впереди битва за право называться «виртуозом»!

Что смотрело на меня из зеркала — я даже боюсь сказать. Чучело, разряженное в кукольное платье и перья, с грубым мальчишеским лицом с криво наклеенными искусственными родинками, густо покрытым белой пудрой, вульгарно раскрашенным неумелой кистью непрофессионала и переполненным яростью и ненавистью ко всему происходящему. Если бы меня заставили жениться вот на «этом» без права на отказ и предложили миллион баксов в качестве приданого, я бы полмиллиона пропил, а оставшиеся полмиллиона потратил на собственные похороны, ибо «если бы вы были моей женой, я б повесился!», как говорил мой великий тёзка Шурик.