Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Успокойся и не зли меня. Я всё-таки старше тебя и лучше знаю, как должна выглядеть будущая княгиня Фосфорина.

«Всё-то вы знаете лучше, куда не сунься!», — со злостью думал я.

Положение у меня было незавидное. Почти что на правах крепостного: никаких личных сбережений, никакой свободы, но при этом ещё и делай пафосное лицо и пляши под дудку князя. Вот теперь ещё и все обязанности по ухаживанию за моей невестой взял на себя. Но я не мог ничего с этим сделать. От этого человека зависела наша с Доменикой дальнейшая судьба и возможное возвращение домой.

Надо сказать, подарок князя Доменика приняла, но уши прокалывать не стала и убрала коробку с серьгами в ящик, благополучно забыв о них.

Я, конечно, убеждал себя, что подобные проявления внимания к Доменике со стороны князя — всего лишь результат аристократического воспитания, но в последнее время меня начали раздражать чересчур навязчивые ухаживания за моей возлюбленной. Как бы она не поддалась на них и не охладела ко мне! Поэтому я старался не отставать и всеми силами переключал её внимание на себя. Дойдя до крайней степени отчаяния, я не придумал ничего лучше, кроме как продать на рынке запонки с одного из Мишкиных костюмов, а также свою синюю рубашку из двадцать первого века — в то время качественный текстиль стоил недёшево — и на полученные деньги всё-таки купил возлюбленной тот перстень со стёклышком.

Высадив нас у дома Кассини, Пётр Иванович не стал задерживаться у них и уехал к себе в гостиницу, чем несказанно меня обрадовал: в последнее время всё это горячее участие князя в моей личной жизни стало меня напрягать. Ему до всего было дело: как я разговариваю, как веду за столом, почему так поздно ложусь спать и поздно встаю. Именно по последней причине я уже через неделю проживания с дальним предком в гостиничном номере сбежал к Кассини. Хотя достал он меня уже на второй день.

Князь очень рано ложился и так же рано вставал, но эти ранние подъёмы оказались гораздо хуже, чем когда Доменика будила меня репетировать посреди ночи. Сначала я не мог уснуть из-за того, что не привык к столь раннему времени посещения Морфея. Потом я не мог уснуть из-за жуткого княжеского храпа в другом конце комнаты. Хотелось запустить подушкой, но побоялся: ещё чего доброго разозлится, и выслушивай потом «комплименты» в адрес «современной» молодёжи. Приходилось терпеть и считать в уме пределы по правилу Лопиталя, поскольку все остальные методы я благополучно забыл. Приведя свой ум в порядок, к пяти утра я всё-же начинал засыпать, но не тут-то было. Пётр Иванович в это время как раз просыпался и принимался за работу: от скуки он занялся изготовлением табуреток из дерева, в связи с чем через полчаса я просыпался от педантичного стука молотком. Вскоре я решил начать действовать своими методами, и лишь только князь уснул, стал распеваться до третьей октавы. Однако мой план провалился, и уже через несколько минут меня выставили в коридор в одних панталонах, где я и проспал до обеда.

Поэтому неудивительно, что через неделю этого постоянного издевательства я, получив разрешение и объяснив свой уход желанием репетировать по ночам, словно вольная чайка, летел по улицам Рима и орал во всю глотку песни из мультиков. Тем не менее, назойливый родственник и здесь меня достал, приходя каждый день заниматься с Эдуардо основами кораблестроения и, как сейчас его называют, сопромата. Я, конечно же, продолжал уроки математики с младшим Кассини, он делал большие успехи, но, как мне показалось, интерес к теоретическим знаниям у него немного угас, а его место заняло увлечение рисунком и черчением, которые парень изучал под руководством Никколо Альджебри.

Итак, закрыв за собой дверь, мы, дабы не разбудить уже спавших донну Катарину и Эдуардо, тихо поднялись на второй этаж, в комнату Доменики, где я помог возлюбленной освободиться, наконец, от громоздкого платья Минервы. Недолго я наслаждался идеальными линиями обнажённой женской фигуры: скинув свой «античный хитон», Доменика мгновенно переоблачилась в длинное просторное одеяние из тёмно-синего шёлка.

— О, так ты тоже похожа на Минерву, — с улыбкой заметил я. — Только не на римскую богиню, а на профессора трансфигурации*.

— Ведь и правда, — заметила синьорина Кассини. — Это платье очень напоминает мантию. Когда вернёмся в наше время, непременно стану профессором!

«Эх, тебе бы вначале хоть школу закончить», — с грустью подумал я, прекрасно представляя, что Доменике по возвращении придётся получать среднее образование и изучать нелюбимую ею математику. И даже если ей удастся изучить школьный курс за более короткое время, аттестат она получит минимум лет в тридцать пять, а потом ещё пять лет в высшем учебном заведении, два года в аспирантуре, лет пять на написание диссертации и… здравствуй, старый злой маэстро Кассини! Подобные мысли привели меня в уныние и я страшно жалел, что пять лет в Неаполитанской Консерватории восемнадцатого века не будут засчитаны в нашем времени и придётся начинать образование с нуля. Хотя, что и говорить, навыков и знаний у выпускницы музыкального учебного заведения прошлых лет в сто раз больше, чем у среднестатистического аспиранта двадцать первого века.

— Что за наука такая — трансфигурация? Ты изучал её в университете? — поинтересовалась Доменика.

— Это не наука, это волшебство. Когда вернёмся домой, подарю тебе книгу о школе волшебников. Тебе обязательно понравится.

— Чувствую, к моменту возвращения ты пообещаешь мне библиотеку Болонского университета, — засмеялась Доменика. — А теперь немного перекусим и приступим к занятиям. Прости, что столько времени не уделяла этому внимания, даже боюсь представить, в каком состоянии твой голосовой аппарат.

— В нормальном. Я в гостинице распевался ночью. Собственно, по этой причине мне и позволили вернуться сюда.

— Ах, бедный дон Пьетро! — с долей иронии вздохнула синьорина Кассини. — Ещё не представляет, с кем он связался!

— Это не самое плохое, гораздо ужаснее то, что с лёгкой руки Сильвио о нас теперь такая «слава» поползёт, что впору будет прятаться за венецианскими масками, — заметил я.

— Брось, Алессандро. В театре чего только не случается. Синьор Диаманте рассказывал, что ему много лет назад, в день дебюта вообще платье насквозь прожгли горящей головнёй, и ему пришлось дебютировать в платье своей бабушки! Благо, он тогда был довольно изящным.

— Это я всё понимаю. Помню, подруга моей мамы, балерина, рассказывала жуткие истории об осколках и гвоздях в пуантах. Так что пауки — это вообще цветочки.

— Цветочки, говоришь? Да уж лучше стекло в туфлях, чем эти ужасные создания! Ты даже не представляешь, как я испугалась. Я думала, что умру от страха!