Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— «Порадовать», нашёл же слово, — усмехнулся князь.

— Так вы не ответили на мой вопрос, — кипя от злости, повторил я. — Мне. Будет. Позволено?

— Что ж, раз ты такой упёртый, давай проверим. Давай-давай. Снимай штаны! — приказал вредный родственник.

— Это ещё для чего? — возмущённо воскликнул я.

— Проверю, в каком состоянии твоя потенция, — невозмутимо отвечал князь, умывая руки в серебряном тазике.

— Это… это моё личное дело! — прошипел я сквозь зубы. — В нормальном!

— Нечего ломаться. Не девица, чай, — строго заметил Пётр Иванович. — Или ты стыдишься мужеского пола?

— Ещё чего! — огрызнулся я. — Мне нечего стыдиться. Нате, смотрите, — я спустил бриджи до колена и испытующе воззрился на князя, который, если честно, при виде шва и пустой мошонки немного расстроился, словно подсознательно не был готов к такому зрелищу и до последнего надеялся, что я — здоровый парень.

— Что ж, на самом деле, не всё так печально, — наконец, изрёк этот «специалист», приближаясь ко мне и с умным видом собираясь дотронуться до моего «бедного товарища».

— Вы что делаете?! — в ярости воскликнул я. — Уберите руки!

— Успокойся. Мишке было пятнадцать, когда я его обследовал, и он так не орал.

— Так что вы в итоге хотите сделать? — по-прежнему злился я.

— Хочу проверить реакцию на прикосновение, — с каменным лицом отвечал князь.

«Уролог хренов!», — выругался про себя я. Сейчас чего доброго ещё и кровопускание сделает или пиявки поставит! Дуремар!

— Знаете, Пётр Иванович, может вы и правда хотите мне помочь, но, увы, не выйдет. Поскольку от ваших прикосновений и комментариев не только ничего не поднимется, а наоборот — отвалится! Но даже без этого дурацкого ненужного достоинства я найду способы, как осчастливить мою, слышали, мою будущую жену! — я резко отдёрнул руку «специалиста» и, мгновенно застегнув бриджи, поспешно направился к двери. — Спокойной ночи, доктор Каллимах*! — со злой усмешкой бросил я опешившему князю и ушёл, хлопнув дверью.

Комментарий к Глава 48. Концерт в карете, итальянская партия и брачный приговор Доктор Каллимах – главный герой пьесы Никколо Маккиавелли «Мандрагора», который, дабы «излечить» от бесплодия семейство Кальфуччи, провёл ночь с супругой мессера Кальфуччи

====== Глава 49. Неожиданный поворот и временное перемирие ======

Хлопнув со всей дури дверью, я, не видя от злости ничего вокруг, столкнулся плечом к плечу с Мишкой, который направлялся в кабинет. Юный князь ничего мне не сказал, лишь тихо выругался себе под нос, обозвав «скопцом окаянным». Но мне было всё равно. Кипя, как чайник, от ярости, я, громко стуча каблуками по мраморному полу, направился в отведённую мне комнату, на чём свет стоит ругая Петра Ивановича. Это надо же, до чего додумался, старый хрен: исполнить мои супружеские обязанности по отношению к моей же будущей жене! Тоже мне, «исполнитель-черепашка» нашёлся: мастер поползновений! И ведь возразить нечего, никто не осудит, а наоборот — поддержат. Но самое ужасное не это, а то, что я не смог предъявить никаких доказательств своей мужской состоятельности, и это окончательно меня добило и унизило в глазах предка. Ну не мог же я сказать, что не способен к полноценному, стандартному соитию! Меня же за это всемогущий Домострой в лице князя проклянёт и выбросит на помойку! А я тоже человек, я тоже хочу любви!

Нет. Побег, однозначно, без вариантов. Плевать, что не на чем и не на что, ничего: доберёмся пешком до какого-нибудь посёлка, устроимся там петь в сельской церквушке — туда-то уж точно возьмут двух непризнанных оперных «примо»! Или, ещё лучше, примкнём к какой-нибудь бродячей труппе и будем выступать по городам Северной Италии, доберёмся до Альп, а там и до Швейцарии рукой подать. А потом, Бог даст, и до Германии доберёмся, где нас с Доменикой смогут обвенчать без лишних вопросов. Да, будет нелегко, да, возможно, придётся первое время снимать угол с клопами, но это лучше, чем жить в неволе, в плену у собственного же предка-самодура! Интересно, куда бы он нас заселил после свадьбы? Случаем, не в ледяной дворец, где мы бы дружно дали дуба на следующее же утро?!

Нет, только не это. Надо срочно будить Доменику, собирать вещи и сматываться, пока весь дом не проснулся. Жаль, конечно, Стефано — опять мы его подставили. Но ничего, со временем поймёт. А может быть, и сам испытает на себе подобный произвол, когда будет со слезами укладывать свою невесту на брачное ложе к другому, полноценному мужчине. Что я могу поделать, ты сам вызвался ехать с князем в Россию. А мы не поедем. Ни за что не поедем!

С трудом подавляя злость и негодование, я осторожно постучался в комнату к Доменике. О, как же ты будешь меня ругать, какой же я был болван, что не поверил тебе тогда! Но… сейчас ведь ещё не всё потеряно?

— Алессандро? — с удивлением воззрилась на меня заспанными глазами моя «поющая лисичка», моя единственная радость в этой унылой жизни. — Что случилось?

— Это конец света, — простонал я. — Собирай вещи, бежим.

— Ты как? Окончательно свихнулся? — вдруг возмутилась Доменика. — А кто всё это время убеждал меня поехать в Империю? Кто клялся, что создаст все условия для моего комфорта? Не ты ли, Алессандро? Где твоя хвалёная логика, великий инженер?

— Моя логика только что была уничтожена кое-кем, — с горечью ответил я. — Прости. Я был слеп. Я был туп, как бревно. Прости.

— Заладил, как попугай, — закатила глаза Доменика. — Что на тебя сейчас нашло? Какая муха тебя укусила?

— Нет времени объяснять, потом расскажу, — бормотал я, нервно запихивая костюмы своей возлюбленной в сундук. Руки тряслись, в горле был ком горечи, а в глазах — туман.

— Да что ты делаешь! Варвар! — воскликнула синьорина Кассини, отобрав у меня свои вещи, которые я помял. — Ты не в себе, в таком виде из дома нельзя выходить, не то что бежать.

— Не зли меня, ты ведь не хочешь, чтобы я второй раз вскрыл себе вены! — со злостью огрызнулся я, не понимая, что делаю и говорю.

— Ах, вот как ты поранился в коридоре! — рассердилась Доменика и, резко приблизившись ко мне, влепила пощёчину. — Да как ты мог!

— Да чтоб ты сдох! — послышался в дверях разъярённый юношеский тенор, и через мгновение мне в плечи мёртвой хваткой вцепился Михаил Петрович. — Ты до чего отца довёл!

Тут я с ужасом обнаружил, что Мишка чем-то встревожен до глубины души и вот-вот заплачет. Неужели что-то серьёзное?

— Что случилось, ваша светлость? — обеспокоенно спросила Доменика, набросив предварительно халат, дабы ничего не просвечивало сквозь рубашку.

— А ты заткнись, содомское отродье! — прикрикнул на неё Мишка, с трудом сдерживая слёзы.

— Не смей обзывать моего маэстро! — прошипел я, глядя прямо в глаза «брату». — Можешь уже сказать, что произошло?!