Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Со шведами, ты хотел сказать? — не понял князь, а я вспомнил, что в те времена «немцами» могли называть любых европейцев. — Мы ведь разбили их ещё в двадцать первом году.

— Нет. С Германией. Или как называется сейчас государство, в котором находятся такие города, как Дрезден, Мюнхен?

— Я понял тебя. Что ж, это весьма странно. До чего докатится Священная Римская Империя к двадцатому веку, — усмехнулся князь, по-своему интерпретируя произошедшее в будущем, но я не стал его поправлять.

— То есть, вы верите мне? — с каплей надежды искренне спросил я.

— Верю, что ты виртуоз среди сказочников, — этой фразой Пётр Иванович нанёс мне удар прямо в сердце. — На юродивого не тянешь, слишком хитёр. Но я раскусил твои шуточки от нечего делать. Старшие мои, бездельники, тоже попусту болтать горазды. Но ничего, в Россию-матушку приедем, я быстро всю дурь из твоей башки вытряхну. Будешь у меня корабли строить.

— Ничего вы не поняли, — огорчённо заключил я и отвернулся в сторону окна.

На второй день путешествия я обнаружил, что местность мне не знакома, и с опаской поинтересовался, куда мы направляемся. На что Пётр Иванович сообщил, что планирует заехать по делам в Венецию, а затем — прямиком в Тоскану, где уже будем готовиться к предстоящему отъезду.

— Могу ли я поинтересоваться, с какой целью вы хотите посетить Венецию? — спросил я.

— Ты это и сам знаешь. Проведать будущую невестку в La Pieta. Должен же я знать, кого отдаю за младшего сына! Заодно проверим, насколько хорошо ты ориентируешься в городе, в котором, по твоим же словам, провёл значительную часть жизни, — вот этой репликой Пётр Иванович окончательно испортил мне настроение.

Что ж, придётся вспоминать фрагменты из передачи о путешествиях, иначе никак.

— Логично, — согласился я. — Когда планируется их свадьба?

— В сентябре следующего года. Как раз Мишка свой университет окончит, а Лизавета — школу. К тому времени я надеюсь выписать из Новгорода отца Тимофея, своего давнего друга. Он окрестит невестку и обвенчает молодых.

— Элизабетта согласна менять конфессию? — осторожно поинтересовался я, так как сам несколько месяцев назад был в подобной ситуации.

— Как же иначе, если она выходит замуж за русского князя!

— То есть, вы не оставите ей выбора? — с волнением спросил я. — Но, а как быть с Доменикой?

Этот вопрос мучил меня с того момента, как Пётр Иванович дал благословение на нашу свадьбу. В те времена не существовало понятия гражданского брака, данная церемония совершалась исключительно в церкви, где жених и невеста проходили таинство венчания. Всё бы ничего, если бы не одна проблема: синьорина Кассини, являясь ревностной католичкой, наотрез отказалась принимать православие. Слишком дороги для неё были молитвы на латыни и средневековые песнопения. Слишком сильна в ней была привязанность к Италии, к Риму, к Ватикану, который её использовал и в итоге предал. Она искренне любила своих мучителей, она искренне молилась за своих недоброжелателей, считая себя последней грешницей. Скажите, не это ли высшее проявление христианской добродетели?..

— С Доменикой поговорю я, — невозмутимо ответил князь.

— Понимаете, тут такое дело. Я спрашивал, и она категорически против. Боюсь, что нам не позволят.

— Будь спокоен. Государыня наша, Екатерина Алексеевна, милостивая и великодушная правительница. Уверен, что она даст добро на твой брак с католичкой.

«Кругом двойные стандарты!», — мысленно заключил я.

Меня разбудили посреди ночи и с грубым: «Давай, пошевеливайся!» — схватили за руку и куда-то потащили. Кругом была кромешная тьма, и я немного испугался, когда, сделав шаг, почувствовал, что поверхность шатается под ногами. Тут только до меня дошло, куда мы прибыли. Осторожно забравшись вслед за предком в водное транспортное средство, я наконец осознал всю необычность и волшебство происходящего.

Лунный свет сверкает ярко,

Осыпая мрамор плит;

Дремлет лев святого Марка,

И царица моря спит…*

Венеция. Город на воде. Я даже и не думал, что ты так прекрасна. Несмотря на то, что была ночь, и на чёрном небе горели далёкие звёзды, я всё же мог рассмотреть силуэты дворцов, уходящих под воду и серебристую гладь каналов. Обстановка мне казалась волшебной. О, как бы я хотел оказаться здесь вместе с Доменикой! Как бы хотел разделить с ней радость! Почему я опять посещаю столь романтичные места не с моей возлюбленной, а с вредным родственником?!

Сказочную атмосферу портил лишь тяжёлый запах гнилой травы и тины, но и в этом была какая-то своя, депрессивная романтика: я вспомнил свою родную Петроградку, где царили сырость и плесень, а рекой вдоль улицы лилось далеко не вино.

«Слышал, что венецианцы называют свои водные транспортные сети «Каналаццо», от двух слов — «канал» и «palazzo», то есть, «дворец», — размышлял я, стараясь не вдыхать этих ароматов Венеции. — Вот только мне кажется, что больше бы подошло название «Канализаццо», иначе и не скажешь. Почему до сих пор не изобрели противогаз?»

Совсем скоро рассвело, взошедшее солнце окрасило водную гладь в золотисто-зелёный. Гондольер, высокий квадратный мужик с угрюмым, небритым лицом, «вырулил» на центральный проспект города — Гранд-канал, сплющенной дугой интеграла охватывающий город. Впечатление было незабываемое, и я поймал себя на мысли, словно плыву по Неве вдоль Английской набережной, с той лишь разницей, что вода подходит вплотную к стоящим на набережной зданиям.

«Интересно, а как жители попадают к себе в дома? Наверное, так: подплывают на лодке к воротам, набирают код… О, нет, это же восемнадцатый век! Значит, так. Подплывают к воротам, звонят в колокольчик, швейцар им открывает, после чего они на лодке вплывают во двор и причаливают прямо к подъезду».

Дома и дворцы на Гранд-канале тоже напоминали по своей архитектуре наши питерские, только в несколько раз более древние и причудливые. Посреди водной глади каналов также можно было увидеть разнообразные статуи и скульптуры.

— Нет слов, — восхищённо прошептал я. Детский восторг окончательно завладел моим разумом, когда мы, наконец, выехали к широкой площади, покрытой тонким слоем воды и на которой возвышался величественный собор. — О, а это площадь святого Марка! — воскликнул я, свесившись с борта хлипкой лодки, и… сам не заметил, как свалился в воду.

Здесь уже я мог благодарить лишь Бога и Доменику, которая, скорее всего, молилась за меня, поскольку в следующий момент ко мне вернулось сознание, и я, отплёвываясь, вскарабкался на борт гондолы.

— Ты, дурак! — прогремел князь, втаскивая меня в лодку и наградив очередным подзатыльником. — Не можешь, как люди!

Да уж, куда там священному Гангу, в котором вода давно смешалась с помоями! Рвотный рефлекс взял власть над разумом, и я, не в силах себя сдерживать, излился фонтаном прямо в воду, свесившись с борта лодки. После венецианских каналов восемнадцатого века наш, Обводный, покажется озером Байкал по чистоте воды.